Неточные совпадения
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился
к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы. От берега прямо
к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец
пристала к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Когда услышите вой ветра с запада, помните, что это только слабое эхо того зефира, который треплет нас, а задует с востока, от вас, пошлите мне поклон — дойдет. Но уж
пристал к борту бот, на который ссаживают лоцмана. Спешу запечатать письмо. Еще последнее «прости»! Увидимся ли? В путешествии, или походе, как называют мои товарищи, пока еще самое лучшее для меня — надежда воротиться.
«Вот ведь это кто все рассказывает о голубом небе да о тепле!» — сказал Лосев. «Где же тепло? Подавайте голубое небо и тепло!..» —
приставал я. Но дед маленькими своими шажками проворно пошел
к карте и начал мерять по ней циркулем градусы да чертить карандашом. «Слышите ли?» — сказал я ему.
Шлюпки не
пристают здесь, а выскакивают с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились на берег по площади,
к ряду домов и
к бульвару, который упирается в море.
Здесь также нет
пристани, как и на Мадере, шлюпка не подходит
к берегу, а остается на песчаной мели, шагов за пятнадцать до сухого места.
Шлюпка наша уже
приставала к кораблю, когда вдруг Савич закричал с палубы гребцам: «Живо, скорей, ступайте туда, вон огромная черепаха плавает поверх воды, должно быть спит, — схватите!» Мы поворотили, куда указал Савич, но черепаха проснулась и погрузилась в глубину, и мы воротились ни с чем.
«А вы слышали этот запах?» —
приставал крикун, обращаясь
к полковнику и поглядывая на нас.
К нам
пристал индиец, навязываясь в проводники.
Наконец
пристали к пристани и пошли на пароход.
Мы
пристали к одной из множества
пристаней европейского квартала, и сквозь какой-то купеческий дом, через толпу китайцев, продавцов и носильщиков (кули), сквозь всевозможные запахи протеснились на улицу, думая там вздохнуть свободно.
Поздно вечером, при водворившейся страстной, сверкающей и обаятельной ночи, вернулся я
к пристани, где застал и Посьета, ожидающего шлюпки.
Китайцы с лодок подняли крик; кули
приставал к Фаддееву, который, как мандарин, уселся было в лодку и ухватил обеими руками корзину.
Мы проехали у подножия двух или трех утесов и
пристали к песчаной отлогости, на которой стоял видный, красивый мужчина и показывал нам рукой, где лучше
пристать.
А там, в рытвине, хорошо бы устроить спуск и дорогу
к морю да
пристань, у которой шипели бы пароходы и гомозились люди.
Мы все ближе и ближе подходили
к городу: везде, на высотах, и по берегу, и на лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят на балконе. Мне показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки
пристали, а адмиральский катер, в котором был и я, держался на веслах, ожидая, пока там все установится.
Едва мы вышли на крыльцо, музыка заиграла, караул отдал честь полномочному, и мы в прежнем порядке двинулись
к пристани.
Сегодня были японцы с ответом от губернатора, что если мы желаем, то можем стать на внутренний рейд, но не очень близко
к берегу, потому что будто бы помешаем движению японских лодок на
пристани.
Сегодня, 19-го, явились опять двое, и, между прочим, Ойе-Саброски, «с маленькой просьбой от губернатора, — сказали они, — завтра, 20-го, поедет князь Чикузен или Цикузен, от одной
пристани к другой в проливе, смотреть свои казармы и войска, так не может ли корвет немного отодвинуться в сторону, потому что князя будут сопровождать до ста лодок, так им трудно будет проехать».
Переводчики объявили, что, может быть, губернатор не позволит
пристать к борту, загородит своими лодками.
Наконец, слава Богу, вошли почти в город. Вот подходим
к пристани,
к доку, видим уже трубу нашей шкуны; китайские ялики снуют взад и вперед. В куче судов видны клиппера, поодаль стоит, закрытый излучиной, маленький, двадцатишестипушечный английский фрегат «Spartan», еще далее французские и английские пароходы. На зданиях развеваются флаги европейских наций, обозначая консульские дома.
Пришли
к пристани: темнота; ни души там, ни одной лодки.
С музыкой, в таком же порядке, как приехали, при ясной и теплой погоде, воротились мы на фрегат. Дорогой
к пристани мы заглядывали за занавески и видели узенькую улицу, тощие деревья и прятавшихся женщин. «И хорошо делают, что прячутся, чернозубые!» — говорили некоторые. «Кисел виноград…» — скажете вы. А женщины действительно чернозубые: только до замужства хранят они естественную белизну зубов, а по вступлении в брак чернят их каким-то составом.
В другой раз
к этому же консулу
пристал губернатор, зачем он снаряжает судно, да еще, кажется, с опиумом, в какой-то шестой порт, чуть ли не в самый Пекин, когда открыто только пять? «А зачем, — возразил тот опять, — у острова Чусана, который не открыт для европейцев, давно стоят английские корабли? Выгоните их, и я не пошлю судно в Пекин». Губернатор знал, конечно, зачем стоят английские корабли у Чусана, и не выгнал их. Так судно американское и пошло, куда хотело.
Оба гроба
пристали к парадному трапу и стали рядом.
Там ни одна лодка не может
пристать к скалам, и преступникам в известные сроки привозят провизию, а они на веревках втаскивают ее вверх.
Возьмите путешествие Базиля Галля (в 1816 г.): он в числе первых посетил Ликейские острова, и взгляните на приложенную
к книге картинку, вид острова: это именно тот, где мы
пристали.
— «Так
пристанем к ближайшей!» — сказал кто-то.
— «Да нет, поедемте туда,
к той
пристани!» — решили многие — и поехали.
Насилу продрались мы, между судов и лодок,
к каменным ступеням
пристани и вышли на улицу.
Приставать в качку
к борту — тоже задача. Шлюпку приподнимает чуть не до борта, тут сейчас и пользуйтесь мгновением: прыгайте на трап, а прозевали, волна отступит и утащит опять в преисподнюю.
В 1521 году Магеллан, первый, с своими кораблями
пристал к юго-восточной части острова Магинданао и подарил Испании новую, цветущую колонию, за что и поставлен ему монумент на берегу Пассига. Вторая экспедиция
приставала к Магинданао в 1524 году, под начальством Хуана Гарсия Хозе де Лоаиза. Спустя недолго приходил мореплаватель Виллалобос, который и дал островам название Филиппинских в честь наследника престола, Филиппа II, тогда еще принца астурийского.
Передали записку третьему: «Пудди, пудди», — твердил тот задумчиво. Отец Аввакум пустился в новые объяснения: старик долго и внимательно слушал, потом вдруг живо замахал рукой, как будто догадался, в чем дело. «Ну, понял наконец», — обрадовались мы. Старик взял отца Аввакума за рукав и, схватив кисть, опять написал: «Пудди». «Ну, видно, не хотят дать», — решили мы и больше
к ним уже не
приставали.
Один из наших катеров
приставал к берегу: жители забегали, засуетились, как на Гамильтоне, и сделали такой же прием, то есть собрались толпой на берег с дубьем, чтоб не пускать, и расступились, когда увидели у некоторых из наших ружья.
Но погода стала портиться: подул холодок, когда мы в темноте
пристали к станции и у пылавшего костра застали якутов и русских мужиков и баб; последние очень красивы, особенно одна девушка, лет шестнадцати.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» — спросил я, обращаясь
к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли
к берегу, и я за ними. У
пристани стояли четыре лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять водой и четыре берегом.
Дотянув до конца острова, они сели опять и переправились, уж не помню через который, узенький проток и
пристали к берегу, прямо
к деревянной лесенке.
Прежде всего, даже легкое приткновение что-нибудь попортит в киле или в обшивке (у нашего фрегата действительно, как оказалось при осмотре в Портсмутском доке, оторвалось несколько листов медной обшивки, а без обшивки плавать нельзя, ибо-де
к дереву
пристают во множестве морские инфузории и точат его), а главное: если бы задул свежий ветер и развел волнение, тогда фрегат не сошел бы с мели, как я, по младенчеству своему в морском деле, полагал, а разбился бы в щепы!