Неточные совпадения
— Пообедав вчера, выехали мы, благословясь, около вечерен, спешили засветло
проехать Волчий Вражек, а остальные пятнадцать
верст ехали в темноте — зги Божией не видать! Ночью поднялась гроза, страсть какая — Боже упаси! Какие яровые у Василья Степаныча, видели?
Мы
проехали мимо обсерватории, построенной на луговине, на берегу залива,
верстах в четырех от города.
Мы
проехали четыре-пять
верст по берегу; дальше ехать было незачем: ничего не видать.
Тоска сжимает сердце, когда
проезжаешь эти немые пустыни. Спросил бы стоящие по сторонам горы, когда они и все окружающее их увидело свет; спросил бы что-нибудь, кого-нибудь, поговорил хоть бы с нашим проводником, якутом; сделаешь заученный по-якутски вопрос: «Кась бироста ям?» («Сколько
верст до станции?»). Он и скажет, да не поймешь, или «гра-гра» ответит («далеко»), или «чугес» («скоро, тотчас»), и опять едешь целые часы молча.
Станция называется Маймакан. От нее двадцать две
версты до станции Иктенда. Сейчас едем. На горах не оттаял вчерашний снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки, острова и долины. До Иктенды
проехали в темноте, лежа в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели ноги.
От Иктенды двадцать восемь
верст до Терпильской и столько же до Цепандинской станции, куда мы и прибыли часу в осьмом утра,
проехав эти 56
верст в совершенной темноте и во сне. Погода все одна и та же, холодная, мрачная. Цепандинская станция состоит из бедной юрты без окон. Здесь, кажется, зимой не бывает станции, и оттого плоха и юрта, а может быть, живут тунгусы.
Сегодня
проехали тридцать одну
версту, и все почти на рысях.
«Где же страшный, почти неодолимый путь?» — спрашиваете вы себя,
проехавши тысячу двести
верст: везде станции, лошади, в некоторых пунктах, как, например, на реке Мае, найдете свежее мясо, дичь, а молоко и овощи, то есть капусту, морковь и т. п., везде; у агентов Американской компании чай и сахар.
Ну, так вот я в дороге. Как же, спросите вы, после тропиков показались мне морозы? А ничего. Сижу в своей открытой повозке, как в комнате; а прежде боялся, думал, что в 30˚ не
проедешь тридцати
верст; теперь узнал, что
проедешь лучше при 30˚ и скорее, потому что ямщики мчат что есть мочи; у них зябнут руки и ноги, зяб бы и нос, но они надевают на шею боа.
Еще под Якутском один ямщик предложил мне «
проехать зараз вместо двадцати сорок пять
верст».
— «Что ты, любезный, с ума сошел: нельзя ли вместо сорока пяти
проехать только двадцать?» — «Сделайте божескую милость, — начал умолять, — на станции гора крута, мои кони не встащат, так нельзя ли вам остановиться внизу, а ямщики сведут коней вниз и там заложат, и вы поедете еще двадцать пять
верст?» — «Однако не хочу, — сказал я, — если озябну, как же быть?» — «Да как-нибудь уж…» Я сделал ему милость — и ничего.
Сегодня я ночевал на Ноктуйской станции; это центр жительства золотоприискателей. Тут и дорога получше, и все живее, потому что много
проезжих. Лена делается уже; в ином месте и
версты нет, только здесь выдался плес,
версты в две. Берега, крутые оба, сплошь покрыты лесом.
В то самое время как мои бывшие спутники близки были к гибели, я, в течение четырех месяцев,
проезжал десять тысяч
верст по Сибири, от Аяна на Охотском море до Петербурга, и, в свою очередь, переживал если не страшные, то трудные, иногда и опасные в своем роде минуты.
Правда, иногда (особенно в дождливое время) не слишком весело скитаться по проселочным дорогам, брать «целиком», останавливать всякого встречного мужика вопросом: «Эй, любезный! как бы нам проехать в Мордовку?», а в Мордовке выпытывать у тупоумной бабы (работники-то все в поле): далеко ли до постоялых двориков на большой дороге, и как до них добраться, и,
проехав верст десять, вместо постоялых двориков, очутиться в помещичьем, сильно разоренном сельце Худобубнове, к крайнему изумлению целого стада свиней, погруженных по уши в темно-бурую грязь на самой середине улицы и нисколько не ожидавших, что их обеспокоят.
Неточные совпадения
Проехали шагом // Несколько
верст; не дорога — беда!
Через час курьерская тройка мчала меня из Кисловодска. За несколько
верст от Ессентуков я узнал близ дороги труп моего лихого коня; седло было снято — вероятно,
проезжим казаком, — и вместо седла на спине его сидели два ворона. Я вздохнул и отвернулся…
— Маниловка! а как
проедешь еще одну
версту, так вот тебе, то есть, так прямо направо.
Проехавши две
версты, встретили поворот на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре
версты, кажется, сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно.
Проехавши пятнадцатую
версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня, но и шестнадцатая
верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика, попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад.