Неточные совпадения
И поэзия изменила свою
священную красоту. Ваши музы, любезные поэты [В. Г. Бенедиктов и А. Н. Майков — примеч. Гончарова.], законные дочери парнасских камен, не подали бы вам услужливой лиры, не указали бы на тот поэтический образ, который кидается в глаза новейшему путешественнику. И какой это образ! Не блистающий красотою, не с атрибутами силы, не с искрой демонского огня в глазах, не с мечом, не в короне, а просто в черном фраке, в круглой шляпе, в белом жилете, с зонтиком в руках.
Вы лучше подождите, — заключил я, — когда учредятся европейские фактории, которые, конечно, выговорят себе право отправлять дома богослужение, и вы сначала везите
священные книги и предметы в эти фактории, чего японцы par le temps qui court запретить уже не могут, а от них исподволь, понемногу, перейдут они к японцам».
Так поступал преосвященный Иннокентий при переложении Евангелия на алеутский язык, так поступают перелагатели
Священного Писания и на якутский язык.
Так как у тунгусов нет грамоты и, следовательно, грамотных людей, то духовное начальство здешнее, для опыта, намерено разослать пока письменные копии с перевода Евангелия в кочевья тунгусов, чтоб наши священники, знающие тунгусский язык, чтением перевода распространяли между ними предварительно и постепенно истины веры и приготовляли их таким образом к более основательному познанию
Священного Писания, в ожидании, когда распространится между ними знание грамоты и когда можно будет снабдить их печатным переводом.
Шканцы — это нечто вроде корабельной скинии, самое парадное, почти
священное место. Палуба — скоблится, трется кирпичом, моется почти каждый день и блестит как стекло.
По окончании всех приготовлений адмирал, в конце ноября, вдруг решился на отважный шаг: идти в центр Японии, коснуться самого чувствительного ее нерва, именно в город Оосаки, близ Миако, где жил микадо, глава всей Японии, сын неба, или, как неправильно прежде называли его в Европе, «духовный император». Там, думал не без основания адмирал, японцы струсят неожиданного появления иноземцев в этом закрытом и
священном месте и скорее согласятся на предложенные им условия.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на
священные обязанности… (Раскланивается с тем, чтобы уйти.)
Это тот
священный обет, которым обязаны мы всем тем, с кем живем и от кого зависим.
— Я — твое внутреннее слово! я послана объявить тебе свет Фавора, [Фаво́р — по евангельскому преданию,
священная гора.] которого ты ищешь, сам того не зная! — продолжала между тем незнакомка, — но не спрашивай, кто меня послал, потому что я и сама объявить о сем не умею!
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать
священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с книгой, и Сережа заметил это.
Левин едва помнил свою мать. Понятие о ней было для него
священным воспоминанием; и будущая жена его должна была быть в его воображении повторением того прелестного, святого идеала женщины, каким была для него мать.