Неточные совпадения
Я не мог не ходить по этой улице — это был самый краткий путь. Но я стал вставать раньше, чтобы не встречаться с этим человеком, и все-таки через несколько дней увидел его — он сидел на крыльце и гладил дымчатую кошку, лежавшую на коленях у него, а когда я подошел к нему шага на три, он, вскочив, схватил кошку за
ноги и с размаху ударил ее головой о тумбу, так что на меня брызнуло теплым, — ударил,
бросил кошку
под ноги мне и встал в калитку, спрашивая...
Карандышев. Да, это смешно… Я смешной человек… Я знаю сам, что я смешной человек. Да разве людей казнят за то, что они смешны? Я смешон — ну, смейся надо мной, смейся в глаза! Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной — я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце,
бросить под ноги и растоптать его! Ох, ох! Как мне жить! Как мне жить!
Все это было не страшно, но, когда крик и свист примолкли, стало страшней. Кто-то заговорил певуче, как бы читая псалтырь над покойником, и этот голос, укрощая шум, создал тишину, от которой и стало страшно. Десятки глаз разглядывали полицейского, сидевшего на лошади, как существо необыкновенное, невиданное. Молодой парень, без шапки, черноволосый, сорвал шашку с городового, вытащил клинок из ножен и, деловито переломив его на колене,
бросил под ноги лошади.
— А разве не о нем я говорил? Разве история этого куска мыла не есть история вашего человека, которого можно бить, жечь, рубить,
бросать под ноги лошадей, отдавать собакам, разрывать на части, не вызывая в нем ни ярости, ни разрушающего гнева? Но кольните его чем-то — и его взрыв будет ужасен… как вам это известно, мой милый Вандергуд!
Белый снег, покрывавший землю, точно потемнел от зависти при виде очаровательно белого личика Дуль-Дуля. А алые розы, которые белокурые красавицы девушки
бросали под ноги молодому королю, заплакали от зависти при виде нежных, алых уст красивого юноши.
В первом ряду задвигались смеющиеся плеши…Поднялся шум…А его лицо стало старо и морщинисто, как лицо Эзопа! Оно дышало ненавистью, проклятиями…Он топнул ногой и
бросил под ноги свою дирижерскую палочку, которую он не променяет на фельдмаршальский жезл. Оркестр секунду понес чепуху и умолк…Она отступила назад и, пошатываясь, поглядела в сторону…В стороне были кулисы, из-за которых смотрели на нее бледные, злобные рыла…Эти звериные рыла шипели…
Неточные совпадения
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась
под их
ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и
бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Ударив гармоникой по забору, он
бросил ее
под ноги себе, растоптал двумя ударами
ноги и пошел прочь быстрым, твердым шагом трезвого человека.
Самгина тоже выбросило на улицу, точно он был веревкой привязан к дворнику. Он видел, как Николай, размахнувшись ломом,
бросил его
под ноги ближайшего солдата, очутился рядом с ним и, схватив ружье, заорал:
«Да, вот и меня так же», — неотвязно вертелась одна и та же мысль, в одних и тех же словах, холодных, как сухой и звонкий морозный воздух кладбища. Потом Ногайцев долго и охотно
бросал в могилу мерзлые комья земли, а Орехова
бросила один, — но большой. Дронов стоял, сунув шапку
под мышку, руки в карманы пальто, и красными глазами смотрел
под ноги себе.
«Диомидов — врет, он — домашний, а вот этот действительно — дикий», — думал он, наблюдая за Иноковым через очки. Тот
бросил окурок
под стол, метясь в корзину для бумаги, но попал в
ногу Самгина, и лицо его вдруг перекосилось гримасой.