Неточные совпадения
Суслов (грубовато, с иронией). По поводу головы
и сердца
не буду спорить, а вот о кармане —
говорят, вы обыграли кого-то в клубе…
Влас. Хорошо — сказал он —
и грустно замолчал. Н-да! Ты
не великодушна, сестренка! Целый день я молчу, переписывая копии разных ябед
и кляуз… естественно, что вечером мне хочется
говорить…
Рюмин (горячо
и нервно). Позвольте! Я этого
не говорил! Я только против этих… обнажений… этих неумных, ненужных попыток сорвать с жизни красивые одежды поэзии, которая скрывает ее грубые, часто уродливые формы… Нужно украшать жизнь! Нужно приготовить для нее новые одежды, прежде чем сбросить старые…
Дудаков. А если вся жизнь слагается из мелочей?
И что значит привыкнуть?.. К чему? К тому, что каждый идиот суется в твое дело
и мешает тебе жить?.. Ты видишь: вот… я
и привыкаю. Голова
говорит — нужно экономить… ну, я
и буду экономить! То есть это
не нужно
и это вредно для дела, но я буду… У меня нет частной практики,
и я
не могу бросить это дурацкое место…
Ольга Алексеевна (укоризненно). Потому что большая семья? Да, Кирилл? Я это
не однажды слышала от тебя…
и здесь ты мог бы
не говорить об этом… Бестактный, грубый человек! (Накинув шаль на голову, быстро идет к комнате Варвары Михайловны.)
Пустобайка. Очень просто: нарядятся
не в свою одежу
и говорят… разные слова, кому какое приятно… Кричат, суетятся, будто что-то делают… будто сердятся… Ну, обманывают друг дружку. Один представляется — я, дескать, честный, другой — а я умный… или там — я-де несчастный… Кому что кажется подходящим… он то
и представляет…
Соня.
Не смей так
говорить, Максим…
И думать
не смей! Слышишь? Это — глупо… а пожалуй,
и гадко, Максим… понимаешь?
Ольга Алексеевна (негромко, но сильно
и со злостью). Мне все равно!.. Все равно, куда я приду, лишь бы выйти из этой скучной муки! Я жить хочу! Я
не хуже других! Я все вижу, я
не глупая… Я вижу, что ты тоже… о, я понимаю!.. Тебе хорошо жить. Да, твой муж богат… он
не очень щепетилен в делах, твой муж… это все
говорят про него. Ты должна знать это!.. Ты сама тоже… Ты устроилась как-то так, чтобы
не иметь детей…
Варвара Михайловна (волнуясь). А я
не знаю… Я
не вижу ничего более яркого… (Шалимов внимательно прислушивается к словам Варвары Михайловны.) Я
не умею
говорить… Но, господа, я сердцем чувствую: надо, необходимо пробудить в людях сознание своего достоинства, во всех людях… во всех! Тогда никто из нас
не будет оскорблять другого… Ведь мы
не умеем уважать человека,
и это так больно… обидно…
Басов. Что ты волнуешься так? Ну,
не надо
говорить —
и не надо! Но как это глупо, а?
И Марья Львовна…
Умирала она спокойно…
и говорила мне: «
Не плачь, Варя, ничего!
Варвара Михайловна. Зачем взвешивать… рассчитывать!.. Как мы все боимся жить! Что это значит, скажите, что это значит? Как мы все жалеем себя! Я
не знаю, что
говорю… Может быть, это дурно
и нужно
не так
говорить… Но я… я
не понимаю!.. Я бьюсь, как большая, глупая муха бьется о стекло… желая свободы… Мне больно за вас… Я хотела бы хоть немножко радости вам…
И мне жалко брата! Вы могли бы сделать ему много доброго! У него
не было матери… Он так много видел горя, унижений… вы были бы матерью ему…
Двоеточие. Удивительно! Так
и сверкает весь!.. Стихи свои все читал. Попросила его какая-то барыня стихи в альбом ей написать; он, понимаете,
и написал. Вы,
говорит, смеясь, в глаза мне поглядели, но попал,
говорит, мне в сердце этот взор
и, увы, вот слишком две недели я,
говорит,
не сплю, сударыня, с тех пор… понимаете! А дальше…
Двоеточие. Н-да! Мне это советовал один мон-шер, да
не люблю я его, понимаете. Жулик он рыжий, хоть
и притворяется либералом. А, по совести
говоря, жалко мне эти деньги Петру оставлять. На что ему? Он
и теперь сильно зазнался. (Марья Львовна смеется, Двоеточие внимательно смотрит на нее.) Чего вы смеетесь? Глупым кажусь? Нет, я
не глупый… а просто —
не привык жить один. Э-эхма! Вздохнешь да охнешь, об одной сохнешь, а раздумаешься — всех жалко! А… хороший вы человек, между прочим… (Смеется.)
Двоеточие.
Не на чем. Вам спасибо! Вот вы
говорите мне — бедный… хо-хо! Этого я никогда
не слыхал… все
говорили — богатый! Хо-хо!
И сам я думал — богатый… А оказалось: бедный я…
Басов.
Не суди — да
не судим будешь… А
говорю я
не хуже тебя… ты человек красивого слова,
и я человек красивого слова! Вот я слышу голос Марьи Львовны… Превосходная женщина… достойна глубокого уважения!
Басов. Но я преимущественно портвейн…
Не осуждай меня, Варя! Ты всегда
говоришь со мной так жестко
и строго, а я… я человек мягкий… я все люблю нежной любовью ребенка… дорогая моя, сядь здесь!..
И поговорим, наконец, по душе. Нам нужно
поговорить…
Шалимов. Во мне нет самонадеянности учителей… Я — чужой человек, одинокий созерцатель жизни… я
не умею
говорить громко,
и мои слова
не пробудят смелости в этих людях. О чем вы думаете?
Басов (подходя к ней). Да.
И кажется, очень пополнил свой запас красивых слов… Варюша, если бы ты знала! Сижу я с Сусловым, играю, вдруг Марья Львовна
и Влас… понимаешь — у них роман! (Смеется.) Вот ты
говорила, это
не то. То самое, самое оно! Факт!
Рюмин (смотрит на всех
и странно, тихо смеется). Да, я знаю: это мертвые слова, как осенние листья… Я
говорю их так, по привычке…
не знаю зачем… может быть потому, что осень настала… С той поры, как я увидел море — в моей душе звучит,
не умолкая, задумчивый шум зеленых волн,
и в этой музыке тонут все слова людей… точно капли дождя в море…
Ольга Алексеевна (после паузы). Ты
говоришь о Сергее Васильевиче? (Варвара Михайловна
не отвечает, тихо покачивая головой
и глядя куда-то вперед.) Как быстро меняются люди! Я помню его студентом… какой он тогда был хороший! Беспечный, веселый бедняк… рубаха-парень — звали его товарищи… А ты мало изменилась: все такая же задумчивая, серьезная, строгая… Когда стало известно, что ты выходишь за него замуж, я помню, Кирилл сказал мне: с такой женой Басов
не пропадет. Он легкомыслен
и склонен к пошлости, но она…
Варвара Михайловна (нервно). Интеллигенция — это
не мы! Мы что-то другое… Мы — дачники в нашей стране… какие-то приезжие люди. Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест… мы ничего
не делаем
и отвратительно много
говорим.
Варвара Михайловна (нервнее).
И страшно много лжи в наших разговорах! Чтобы скрыть друг от друга духовную нищету, мы одеваемся в красивые фразы, в дешевые лохмотья книжной мудрости…
Говорим о трагизме жизни,
не зная ее, любим ныть, жаловаться, стонать…
Дудаков (жене). Подожди… (Двоеточию.) Это нарыв! Понимаете, прорвался нарыв в душе… Это у каждого из нас может быть… (Взволнованный, машет руками
и, сильно заикаясь,
не может
говорить.)
Ольга Алексеевна. Ты
не мог мне сказать: иди домой! Так
говорят только детям
и прислуге.
Суслов. Сергей Васильевич! Я воротился… я понимаю, что должен извиниться перед тобой (Шалимову.)
и перед вами. Я
не сдержался… Но меня давно возмущала она… Она
и подобные ей — органически противны мне… Я ненавижу ее лицо, ее манеру
говорить.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик
не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох
и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего
и говорить про губернаторов…
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве
не темные? самые темные. Какой вздор
говорит! Как же
не темные, когда я
и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», —
и так, право, обрадовалась, что
не могла
говорить.
Осип.
Говорит: «Этак всякий приедет, обживется, задолжается, после
и выгнать нельзя. Я,
говорит, шутить
не буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую да в тюрьму».
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем,
и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.