Неточные совпадения
Голос Артамонова
был густ и груб, говорил он, точно в большой барабан
бил, а Баймаков всю свою жизнь ходил по земле осторожно, говорил тихо, как будто боясь разбудить кого-то страшного.
Но через восемь суток Алексей встал, влажно покашливая, харкая кровью; он начал часто ходить в баню, парился,
пил водку с перцем; в глазах его загорелся тёмный угрюмый огонь, это сделало их ещё более красивыми. Он не хотел сказать, кто избил его, но Ерданская узнала, что
бил Степан Барский, двое пожарных и мордвин, дворник Воропонова. Когда Артамонов спросил Алексея: так ли это? — тот ответил...
Ей показалось, что он хочет ударить, и, сдерживая слёзы, она вспомнила первую ночь с ним, — какой он
был тогда сердечный, робкий. Вспомнила, что он ещё не
бил её, как
бьют жён все мужья, и сказала, сдерживая рыдания...
Благочестивые люди
били его, запрещая
петь это, и теперь исправник, погрозив ему пальцем, крикнул...
— С Алексеем? — спросил он негромко, но густым голосом. Он
был так удивлён словами жены, что не мог сердиться на неё, не хотел
бить; он всё более ясно сознавал, что жена говорит правду: скучно ей жить. Скуку он понимал. Но — надо же
было успокоить её, и, чтоб достичь этого, он
бил её затылок о стену, спрашивая тихо...
Но надо же
было сделать что-то, и он решил, что самое простое и понятное —
бить.
Кочегара Волкова пришлось отправить в губернию, в дом умалишённых, а всего лишь пять лет тому назад он, погорелец, красивый, здоровый, явился на фабрику вместе с бойкой женою. Через год жена его загуляла, он стал
бить её, вогнал в чахотку, и вот уж обоих нет. Таких случаев быстрого сгорания людей Артамонов наблюдал не мало. За пять лет
было четыре убийства, два — в драке, одно из мести, а один пожилой ткач зарезал девку-шпульницу из ревности. Часто дрались до крови, до серьёзных поранений.
Смеяться над рыженьким зятем не
было удовольствия, этот сам себя умел высмеивать, он явно предпочитал ударить сам себя раньше, чем его
побьёт другой. Татьяна, беременная, очень вспухла, важно надула губы, после обеда лежала, читая сразу три книги, потом шла гулять; муж бежал рядом с нею, как пудель.
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но
бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
— Зачем так! Коли кто пьет — тот особливо по вольной цене заплати. Водка-то, коли без акциза — чего она стоит? — грош стоит! А тут опять — конкуренция. В ту пору и заводчики и кабатчики — все друг дружку
побивать будут. Ведь она почесть задаром пойдет, водка-то! выпил стакан, выпил два — в мошне-то и незаметно, убавилось или нет. А казне между тем легость. Ни надзоров, ни дивидендов, ни судов — ничего не нужно. Бери денежки, загребай!
— И поезжай, — сердито отвечал Гудаевский, — очень рад буду, провожать буду, в сковороды
бить буду, на губах персидский марш сыграю.
Неточные совпадения
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом
бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не
было!
Чина, звания не пощадит, и
будут все скалить зубы и
бить в ладоши.
Голос Осипа. Вот с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно
будет! (
Бьет рукою по ковру.)Теперь садитесь, ваше благородие!
— Коли всем миром велено: // «
Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не
бить его, // Так уж кого и
бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Были оборваны, —
будете голы вы, //
Били вас палками, розгами, кнутьями, //
Будете биты железными прутьями!..