— Ты меня не любишь, ты и
не говоришь со мной ни о чём, навалишься на меня камнем, только и всего! Почему ты не любишь меня, разве я тебе не жена? Чем я плоха, скажи! Гляди, как матушка любила отца твоего, бывало — сердце моё от зависти рвётся…
Неточные совпадения
—
Не так бы надо
говорить с тобой, —
со мной отец кулаком
говорил. Иди.
Пётр угрюмо отошёл от него. Если
не играли в карты, он одиноко сидел в кресле, излюбленном им, широком и мягком, как постель; смотрел на людей, дёргая себя за ухо, и,
не желая соглашаться ни с кем из них, хотел бы спорить
со всеми; спорить хотелось
не только потому, что все эти люди
не замечали его, старшего в деле, но ещё и по другим каким-то основаниям. Эти основания были неясны ему,
говорить он
не умел и лишь изредка, натужно, вставлял своё слово...
— Оно никуда
не пойдёт, — сказал Артамонов, стукнув кулаком по колену. — Оно —
со мной останется. Тебе этого
не понять. Ты ей
не говори ничего.
— Дерзко ты
говоришь со мной; мальчишка я, что ли? Ты бы вот о чём подумала: вот, я
говорю с тобой, и душа моя открыта, а больше мне
не с кем
говорить эдак-то. С Натальей —
не разговоришься. Мне её иной раз бить хочется. А ты… Эх вы, бабы!..
«О чём
говорят! — думал Пётр. — Бог дожди
не вовремя посылает. Это всё
со зла, от зависти, от уродства. От лени. Заботы нет. Без заботы человек — как собака без хозяина».
Мирон всё чаще
говорил: рабочие бунтуют
не ради того, чтоб улучшить своё положение, но потому, что им
со стороны внушается нелепейшая, безумнейшая мысль: они должны взять в свою волю банки, фабрики и вообще всё хозяйство страны.
Говоря об этом, он вытягивался, выпрямлялся, шагал по комнате длинными ногами и вертел шеей, запуская палец за воротник, хотя шея у него была тонкая, а воротник рубашки достаточно широк.
Было странно слышать, что этот кроткий урод
говорит сердито, почти
со злобой, совершенно
не свойственной ему. И ещё более удивляло единогласие Тихона и дяди в оценке мужа Татьяны, — старики жили несогласно, в какой-то явной, но немой вражде, почти
не разговаривая, сторонясь друг друга. В этом Яков ещё раз видел надоевшую ему человеческую глупость: в чём могут быть
не согласны люди, которых завтра же опрокинет смерть?
— В живого такого мужика —
не верю! — упрямо
говорила полуслепая Ольга, сидя рядом
со снохой на диване, где возился и кричал её двухлетний сын Платон. — Это нарочно выдумано, для примера…
— Я прошу тебя, я умоляю тебя, — вдруг совсем другим, искренним и нежным тоном сказала она, взяв его зa руку, — никогда
не говори со мной об этом!
«Так никто
не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не находил достойных. А она, снова положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей рук, говорила уже деловито, хотя и мягко:
И стала я на нее, матушка, под самый конец даже ужасаться: ничего-то она
не говорит со мной, сидит по целым часам у окна, смотрит на крышу дома напротив да вдруг крикнет: „Хоть бы белье стирать, хоть бы землю копать!“ — только одно слово какое-нибудь этакое и крикнет, топнет ногою.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения
со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему,
говорит про себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный
со мною случай: в дороге совершенно издержался.
Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Наконец, однако, сели обедать, но так как
со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал
говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити,
со слезами благодаря ее, и
говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Он приписывал это своему достоинству,
не зная того, что Метров, переговорив
со всеми своими близкими, особенно охотно
говорил об этом предмете с каждым новым человеком, да и вообще охотно
говорил со всеми о занимавшем его, неясном еще ему самому предмете.
— Да нет, Маша, Константин Дмитрич
говорит, что он
не может верить, — сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел отвечать, но Вронский
со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.