Неточные совпадения
—
Слава тебе, господи! — сказала
бабушка. — Мальчик!
Дед с матерью
шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я
шел с
бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала...
Дядя весь вскинулся, вытянулся, прикрыл глаза и заиграл медленнее; Цыганок на минуту остановился и, подскочив,
пошел вприсядку кругом
бабушки, а она плыла по полу бесшумно, как по воздуху, разводя руками, подняв брови, глядя куда-то вдаль темными глазами. Мне она показалась смешной, я фыркнул; мастер строго погрозил мне пальцем, и все взрослые посмотрели в мою сторону неодобрительно.
Иногда Цыганок возвращался только к полудню; дядья, дедушка поспешно
шли на двор; за ними, ожесточенно нюхая табак, медведицей двигалась
бабушка, почему-то всегда неуклюжая в этот час. Выбегали дети, и начиналась веселая разгрузка саней, полных поросятами, битой птицей, рыбой и кусками мяса всех сортов.
Я бегу на чердак и оттуда через слуховое окно смотрю во тьму сада и двора, стараясь не упускать из глаз
бабушку, боюсь, что ее убьют, и кричу, зову. Она не
идет, а пьяный дядя, услыхав мой голос, дико и грязно ругает мать мою.
Он вдруг спустил ноги с кровати, шатаясь
пошел к окну,
бабушка подхватила его под руки...
Я придумал: подстерег, когда кабатчица спустилась в погреб, закрыл над нею творило, запер его, сплясал на нем танец мести и, забросив ключ на крышу, стремглав прибежал в кухню, где стряпала
бабушка. Она не сразу поняла мой восторг, а поняв, нашлепала меня, где подобает, вытащила на двор и
послала на крышу за ключом. Удивленный ее отношением, я молча достал ключ и, убежав в угол двора, смотрел оттуда, как она освобождала пленную кабатчицу и как обе они, дружелюбно посмеиваясь,
идут по двору.
Иногда
бабушка, зазвав его в кухню, поила чаем, кормила. Как-то раз он спросил: где я?
Бабушка позвала меня, но я убежал и спрятался в дровах. Не мог я подойти к нему, — было нестерпимо стыдно пред ним, и я знал, что
бабушке — тоже стыдно. Только однажды говорили мы с нею о Григории: проводив его за ворота, она
шла тихонько по двору и плакала, опустив голову. Я подошел к ней, взял ее руку.
Часто, отправляясь на Сенную площадь за водой,
бабушка брала меня с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика, — свалили его на землю и рвут, точно собаки собаку.
Бабушка сбросила ведра с коромысла и, размахивая им,
пошла на мещан, крикнув мне...
— У меня одежда пахнет кислотами, вот кошка и не
идет ко мне, — объяснял он, но я знал, что все, даже
бабушка, объясняли это иначе, враждебно нахлебнику, неверно и обидно.
— Уйди, — приказала мне
бабушка; я ушел в кухню, подавленный, залез на печь и долго слушал, как за переборкой то — говорили все сразу, перебивая друг друга, то — молчали, словно вдруг уснув. Речь
шла о ребенке, рожденном матерью и отданном ею кому-то, но нельзя было понять, за что сердится дедушка: за то ли, что мать родила, не спросясь его, или за то, что не привезла ему ребенка?
Вечером старики, празднично одевшись,
пошли ко всенощной,
бабушка весело подмигнула на деда, в мундире цехового старшины [Цеховой старшина — выборная почетная должность старшего по профессии. Т. е. дед был наиболее уважаемым красильщиком в Нижнем Новгороде.], в енотовой шубе и брюках навыпуск, подмигнула и сказала матери...
Стонал и всхлипывал дед, ворчала
бабушка, потом хлопнула дверь, стало тихо и жутко. Вспомнив, зачем меня
послали, я зачерпнул медным ковшом воды, вышел в сени — из передней половины явился часовых дел мастер, нагнув голову, гладя рукою меховую шапку и крякая.
Бабушка, прижав руки к животу, кланялась в спину ему и говорила тихонько...
— Теперь ты от матери отрезан ломоть,
пойдут у нее другие дети, будут они ей ближе тебя.
Бабушка вот пить начала.
Когда гроб матери засыпали сухим песком и
бабушка, как слепая,
пошла куда-то среди могил, она наткнулась на крест и разбила себе лицо. Язёв отец отвел ее в сторожку, и, пока она умывалась, он тихонько говорил мне утешительные слова...