Неточные совпадения
Клим
вышел на улицу, и ему стало грустно. Забавные друзья Макарова, должно быть, крепко любят его, и жить с ними — уютно, просто. Простота их заставила его вспомнить о Маргарите — вот у кого он хорошо отдохнул бы
от нелепых тревог этих дней. И, задумавшись о ней, он вдруг почувствовал, что эта девушка незаметно выросла в глазах его, но выросла где-то в стороне
от Лидии и не затемняя ее.
— Ой, кажется, я вам юбку прожег, — воскликнул Кутузов, отодвигаясь
от нее. Марина обернулась, увидела Клима и
вышла в столовую с таким же багровым лицом, какое было у нее сейчас.
Самгин отошел
от окна, причесался и
вышел на террасу, сообразив, что, вероятно, сейчас явятся девицы.
— Когда роешься в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой к чаю, — говорил он,
выйдя на улицу, морщась
от солнца. В разбухшей, измятой шляпе, в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел в тюрьме и только что
вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и в словах его Клим слышал строгость наставника.
— А — кровью пахнет? — шевеля ноздрями, сказала Анфимьевна, и прежде, чем он успел остановить ее, мягко, как перина, ввалилась в дверь к Варваре. Она
вышла оттуда тотчас же и так же бесшумно, до локтей ее руки были прижаты к бокам, а
от локтей подняты, как на иконе Знамения Абалацкой богоматери, короткие, железные пальцы шевелились, губы ее дрожали, и она шипела...
— До свидания, — сказал Клим и быстро отступил, боясь, что умирающий протянет ему руку. Он впервые видел, как смерть душит человека, он чувствовал себя стиснутым страхом и отвращением. Но это надо было скрыть
от женщины, и,
выйдя с нею в гостиную, он сказал...
Поцеловав его в лоб, она исчезла, и, хотя это
вышло у нее как-то внезапно, Самгин был доволен, что она ушла. Он закурил папиросу и погасил огонь; на пол легла мутная полоса света
от фонаря и темный крест рамы; вещи сомкнулись; в комнате стало тесней, теплей. За окном влажно вздыхал ветер, падал густой снег, город был не слышен, точно глубокой ночью.
— Сколько раз я говорила тебе это, — отозвалась Варвара;
вышло так, как будто она окончила его фразу. Самгин посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но не сказал ничего, отметил только, что жена пополнела и, должно быть,
от этого шея стала короче у нее.
Из кухни величественно
вышла Анфимьевна, рукава кофты ее были засучены, толстой, как нога, рукой она взяла повара за плечо и отклеила его
от стены, точно афишу.
В таких воспоминаниях он провел всю ночь, не уснув ни минуты, и
вышел на вокзал в Петербурге полубольной
от усталости и уже почти равнодушный к себе.
На Марсовом поле Самгин отстал
от спутников и через несколько минут
вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой площади, было много солидных, прилично, даже богато одетых мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он подумал...
Слева
от Самгина сидел Корнев. Он в первую же ночь после ареста простучал Климу, что арестовано четверо эсдеков и одиннадцать эсеров, а затем, почти каждую ночь после поверки, с аккуратностью немца сообщал Климу новости с воли. По его сведениям
выходило, что вся страна единодушно и быстро готовится к решительному натиску на самодержавие.
— Говорят,
вышел он
от одной дамы, — у него тут роман был, — а откуда-то выскочил скромный герой — бац его в упор, а затем — бац в ногу или в морду лошади, которая ожидала его, вот и все! Говорят, — он был бабник, в Москве у него будто бы партийная любовница была.
Не дожидаясь, когда встанет жена, Самгин пошел к дантисту. День был хороший, в небе цвело серебряное солнце, похожее на хризантему; в воздухе играл звон колоколов, из церквей,
от поздней обедни,
выходил дородный московский народ.
«В какие глупые положения попадаю», — подумал Самгин, оглядываясь. Бесшумно отворялись двери, торопливо бегали белые фигуры сиделок,
от стены исходил запах лекарств, в стекла окна торкался ветер. В коридор
вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил...
С Поварской
вышел высокий солдат, держа в обеих руках винтовку, а за ним, разбросанно, шагах в десяти друг
от друга, двигались не торопясь маленькие солдатики и человек десять штатских с ружьями; в центре отряда ехала пушечка — толщиной с водосточную трубу; хобот ее, немножко наклонясь, как будто нюхал булыжник площади, пересыпанный снегом, точно куриные яйца мякиной.
Самгин
вышел на крыльцо, оглянулся, прислушался, — пустынно и тихо, только где-то во дворе колют дрова. День уже догорал, в небе расположились полосы красных облаков, точно гигантская лестница
от горизонта к зениту. Это напоминало безлюдную площадь и фигуру Дьякона, в красных лохмотьях крови на мостовой вокруг него.
Солдатик у ворот лежал вверх спиной, свернув голову набок, в лужу крови, —
от нее поднимался легкий парок. Прихрамывая, нагибаясь, потирая колено, из-за баррикады
вышел Яков и резко закричал...
— Все это слишком премудро и… далеко
от меня, — сказал он и хотел усмехнуться, но усмешка у него не
вышла, а Марина — усмехнулась снисходительно.
«Осталась где-то вне действительности, живет бредовым прошлым», — думал он,
выходя на улицу. С удивлением и даже недоверием к себе он вдруг почувствовал, что десяток дней, прожитых вне Москвы, отодвинул его
от этого города и
от людей, подобных Татьяне, очень далеко. Это было странно и требовало анализа. Это как бы намекало, что при некотором напряжении воли можно
выйти из порочного круга действительности.
Потом, закуривая,
вышел в соседнюю, неосвещенную комнату и, расхаживая в сумраке мимо двух мутно-серых окон, стал обдумывать. Несомненно, что в речах Безбедова есть нечто
от Марины. Она — тоже вне «суматохи» даже и тогда, когда физически находится среди людей, охваченных вихрем этой «суматохи». Самгин воспроизвел в памяти картину собрания кружка людей, «взыскующих града», — его пригласила на собрание этого кружка Лидия Варавка.
Из палисадника красивого одноэтажного дома
вышла толстая, важная дама, а за нею — высокий юноша, весь в новом,
от панамы на голове до рыжих американских ботинок, держа под мышкой тросточку и натягивая на правую руку желтую перчатку; он был немножко смешной, но — счастливый и, видимо, сконфуженный счастьем.
— Смерть уязвляет, дабы исцелить, а некоторый человек был бы доволен бессмертием и на земле. Тут, Клим Иванович,
выходит, что жизнь как будто чья-то ошибка и несовершенна поэтому, а создал ее совершенный дух, как же тогда
от совершенного-то несовершенное?
Самгин встал,
вышел из барака, пошел по тропе вдоль рельс, отойдя версты полторы
от станции, сел на шпалы и вот сидел, глядя на табор солдат, рассеянный по равнине. Затем встал не легкий для Клима Ивановича вопрос: кто более герой — поручик Петров или Антон Тагильский?
В полуверсте
от города из кустарника
вышел солдат в синей рубахе без пояса, с длинной, гибкой полосой железа на плече, вслед за ним — Харламов.
Из-за стволов берез осторожно
вышел старик, такой же карикатурный, как лошадь: высокий, сутулый, в холщовой, серой
от пыли рубахе, в таких же портках, закатанных почти по колено, обнажавших ноги цвета заржавленного железа. Серые волосы бороды его — из толстых и странно прямых волос, они спускались с лица, точно нитки, глаза — почти невидимы под седыми бровями. Показывая Самгину большую трубку, он медленно и негромко, как бы нехотя, выговорил...
Неточные совпадения
Также заседатель ваш… он, конечно, человек сведущий, но
от него такой запах, как будто бы он сейчас
вышел из винокуренного завода, это тоже нехорошо.
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы
от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать, что"как-никак, а придется в поле с сохою
выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
Напрасно льстил Грустилов страстям калек,
высылая им остатки
от своей обильной трапезы; напрасно объяснял он выборным
от убогих людей, что постепенность не есть потворство, а лишь вящее упрочение затеянного предприятия, — калеки ничего не хотели слышать.
— По делом за то, что всё это было притворство, потому что это всё выдуманное, а не
от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И вот
вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что всё притворство! притворство! притворство!…
Вронский был в эту зиму произведен в полковники,
вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа
от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?