Неточные совпадения
«Вот как? — думал он. — Значит, она
давно и часто
ходит сюда, она здесь — свой человек? Но почему же Макаров стрелялся?»
Мужики связали его, привезли в город, а здесь врачи установили, что земский
давно уже, месяца два-три назад тому,
сошел с ума.
Самгин выпил рюмку коньяка, подождал, пока
прошло ощущение ожога во рту, и выпил еще.
Давно уже он не испытывал столь острого раздражения против людей,
давно не чувствовал себя так одиноким. К этому чувству присоединялась тоскливая зависть, — как хорошо было бы обладать грубой дерзостью Кутузова, говорить в лицо людей то, что думаешь о них. Сказать бы им...
Она убежала, отвратительно громко хлопнув дверью спальни, а Самгин быстро
прошел в кабинет, достал из книжного шкафа папку, в которой хранилась коллекция запрещенных открыток, стихов, корректур статей, не пропущенных цензурой. Лично ему все эти бумажки
давно уже казались пошленькими и в большинстве бездарными, но они были монетой, на которую он покупал внимание людей, и были ценны тем еще, что дешевизной своей укрепляли его пренебрежение к людям.
— Недавно, беседуя с одним из таких хитрецов, я вспомнил остроумную мысль тайного советника Филиппа Вигеля из его «Записок». Он сказал там: «Может быть, мы бы мигом
прошли кровавое время беспорядков и давным-давно из хаоса образовалось бы благоустройство и порядок» — этими словами Вигель выразил свое, несомненно искреннее, сожаление о том, что Александр Первый не расправился своевременно с декабристами.
Уже
давно никто не посещал его, — приятели Варвары, должно быть, боялись
ходить в улицу, где баррикады.
Проезжали мимо окон патрули казаков,
проходили небольшие отряды
давно не виданных полицейских, сдержанно шумела Варвара, поглядывая на Самгина взглядом, который требовал чего-то.
— Нет, — возразила она. — Я — нездорова,
давно. Профессор-гинеколог сказал, что меня привязывает к жизни надорванная нить. Аборт — не
проходит бесследно, сказал он.
Но Дронов не пришел, и
прошло больше месяца времени, прежде чем Самгин увидел его в ресторане «Вена». Ресторан этот печатал в газетах объявление, которое извещало публику, что после театра всех известных писателей можно видеть в «Вене». Самгин
давно собирался посетить этот крайне оригинальный ресторан, в нем показывали не шансонеток, плясунов, рассказчиков анекдотов и фокусников, а именно литераторов.
«Куда?..» — переглянулися // Тут наши мужики, // Стоят, молчат, потупились… // Уж ночь
давно сошла, // Зажглися звезды частые // В высоких небесах, // Всплыл месяц, тени черные // Дорогу перерезали // Ретивым ходокам. // Ой тени! тени черные! // Кого вы не нагоните? // Кого не перегоните? // Вас только, тени черные, // Нельзя поймать — обнять!
— А мы живем и ничего не знаем, — сказал раз Вронский пришедшему к ним поутру Голенищеву. — Ты видел картину Михайлова? — сказал он, подавая ему только что полученную утром русскую газету и указывая на статью о русском художнике, жившем в том же городе и окончившем картину, о которой
давно ходили слухи и которая вперед была куплена. В статье были укоры правительству и Академии за то, что замечательный художник был лишен всякого поощрения и помощи.
А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке: тот, кто еще не так
давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением.
Да-с, так сказать, речист, а больно не хитер; // Но будь военный, будь он статский, // Кто так чувствителен, и весел, и остер, // Как Александр Андреич Чацкий! // Не для того, чтоб вас смутить; //
Давно прошло, не воротить, // А помнится…
Деревенское утро
давно прошло, и петербургское было на исходе. До Ильи Ильича долетал со двора смешанный шум человеческих и нечеловеческих голосов; пенье кочующих артистов, сопровождаемое большею частию лаем собак. Приходили показывать и зверя морского, приносили и предлагали на разные голоса всевозможные продукты.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (Стародуму). Хорошо ли отдохнуть изволил, батюшка? Мы все в четвертой комнате на цыпочках
ходили, чтоб тебя не обеспокоить; не смели в дверь заглянуть; послышим, ан уж ты
давно и сюда вытти изволил. Не взыщи, батюшка…
Но все ухищрения оказались уже тщетными.
Прошло после того и еще два дня; пришла наконец и
давно ожидаемая петербургская почта, но никакой головы не привезла.
Он не раздеваясь
ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее кабинет, где горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые,
давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола. Чрез ее комнату он доходил до двери спальни и опять поворачивался.
Одни закусывали, стоя или присев к столу; другие
ходили, куря папиросы, взад и вперед по длинной комнате и разговаривали с
давно не виденными приятелями.
Отъезда день
давно просрочен, //
Проходит и последний срок. // Осмотрен, вновь обит, упрочен // Забвенью брошенный возок. // Обоз обычный, три кибитки // Везут домашние пожитки, // Кастрюльки, стулья, сундуки, // Варенье в банках, тюфяки, // Перины, клетки с петухами, // Горшки, тазы et cetera, // Ну, много всякого добра. // И вот в избе между слугами // Поднялся шум, прощальный плач: // Ведут на двор осьмнадцать кляч,