Неточные совпадения
Клим тотчас
догадался, что нуль — это кругленький, скучный братишка, смешно похожий на отца. С того дня он стал называть брата Желтый Ноль, хотя Дмитрий
был розовощекий, голубоглазый.
Вскочила и, быстро пробежав по бревнам, исчезла, а Клим еще долго сидел на корме лодки, глядя в ленивую воду, подавленный скукой, еще не испытанной им, ничего не желая, но
догадываясь, сквозь скуку, что нехорошо
быть похожим на людей, которых он знал.
«Мама хочет переменить мужа, только ей еще стыдно», —
догадался он, глядя, как на красных углях вспыхивают и гаснут голубые, прозрачные огоньки. Он слышал, что жены мужей и мужья жен меняют довольно часто, Варавка издавна нравился ему больше, чем отец, но
было неловко и грустно узнать, что мама, такая серьезная, важная мама, которую все уважали и боялись, говорит неправду и так неумело говорит. Ощутив потребность утешить себя, он повторил...
Клим зажег свечу, взял в правую руку гимнастическую гирю и пошел в гостиную, чувствуя, что ноги его дрожат. Виолончель звучала громче, шорох
был слышней. Он тотчас
догадался, что в инструменте — мышь, осторожно положил его верхней декой на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
Иногда он смутно
догадывался, что между ним и ею
есть что-то общее, но, считая эту догадку унижающей его, не пытался подумать о ней серьезно.
— Ты все такая же… нервная, — сказала Вера Петровна; по паузе Клим
догадался, что она хотела сказать что-то другое. Он видел, что Лидия стала совсем взрослой девушкой, взгляд ее
был неподвижен, можно
было подумать, что она чего-то напряженно ожидает. Говорила она несвойственно ей торопливо, как бы желая скорее выговорить все, что нужно.
Было неловко с человеком, который молча рассматривает тебя, как бы
догадываясь о чем-то.
Клим Самгин смутно
догадывался, что боязнь пред неожиданными мыслями противоречит какому-то его чувству, но противоречие это
было тоже неясно и поглощалось сознанием необходимости самозащиты против потока мнений, органически враждебных ему.
Он
был очень недоволен этой встречей и самим собою за бесцветность и вялость, которые обнаружил, беседуя с Дроновым. Механически воспринимая речи его, он старался
догадаться: о чем вот уж три дня таинственно шепчется Лидия с Алиной и почему они сегодня внезапно уехали на дачу? Телепнева встревожена, она, кажется, плакала, у нее усталые глаза; Лидия, озабоченно ухаживая за нею, сердито покусывает губы.
— Домой, — резко сказала Лидия. Лицо у нее
было серое, в глазах — ужас и отвращение. Где-то в коридоре школы громко всхлипывала Алина и бормотал Лютов, воющие причитания двух баб доносились с площади. Клим Самгин
догадался, что какая-то минута исчезла из его жизни, ничем не обременив сознание.
— Зачем вы пошли? — строго спросил Клим, вдруг
догадавшись, зачем Маракуев
был на Ходынском поле переряженным в костюм мастерового.
Читать
было трудно: Клим прижимал очки так, что
было больно переносью, у него дрожала рука, а отнять руку от очков он не
догадывался. Перечеркнутые, измазанные строки ползали по бумаге, волнообразно изгибались, разрывая связи слов.
«Ближе всего я
был к правде в те дни, когда
догадывался, что эта любовь выдумана мною», — сообразил он, закрыв глаза.
Кричал он до поры, пока хористы не
догадались, что им не заглушить его, тогда они вдруг перестали
петь, быстро разошлись, а этот солист, бессильно опустив руки, протянул, но уже тоненьким голоском...
Это уже не первый раз Самгин чувствовал и отталкивал желание жены затеять с ним какой-то философический разговор. Он не
догадывался, на какую тему
будет говорить Варвара, но
был почти уверен, что беседа не обещает ничего приятного.
— Замечательно — как вы не
догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь если б я
был простой человек, разве мне дали бы сопровождать вас в полицию? Это — раз. Опять же и то: живет человек на глазах ваших два года, нигде не служит, все будто бы места ищет, а — на что живет, на какие средства? И ночей дома не ночует. Простодушные люди вы с супругой. Даже боязно за вас, честное слово! Анфимьевна — та, наверное, вором считает меня…
— Не может
быть, — искренно воскликнул Самгин, хотя
догадывался именно об этом. Он даже подумал, что
догадался не сегодня, не сейчас, а — давно, еще тогда, когда прочитал записку симпатическими чернилами. Но это надо
было скрыть не только от Гогина, но и от себя. — Не может
быть, — повторил он.
Тут он понял, что говорил не о царе, а — о себе. Он
был уверен, что Дмитрий не мог
догадаться об этом, но все-таки почувствовал себя неприятно и замолчал, думая...
«Кого же защищают?» —
догадывался Самгин. Среди защитников он узнал угрюмого водопроводчика, который нередко работал у Варвары, студента — сына свахи, домовладелицы Успенской, и, кроме племянника акушерки, еще двух студентов, — он помнил их гимназистами. Преобладала молодежь, очевидно — ремесленники, но
было человек пять бородатых, не считая дворника Николая. У одного из бородатых из-под нахлобученного картуза торчали седоватые космы волос, а уши — заткнуты ватой.
— Может
быть, она и не ушла бы,
догадайся я заинтересовать ее чем-нибудь живым — курами, коровами, собаками, что ли! — сказал Безбедов, затем продолжал напористо: — Ведь вот я нашел же себя в голубиной охоте, нашел ту песню, которую суждено мне
спеть.
Суть жизни именно в такой песне — и чтоб
спеть ее от души. Пушкин, Чайковский, Миклухо-Маклай — все жили, чтобы тратить себя на любимое занятие, — верно?
Чувство тревоги — росло. И в конце концов вдруг
догадался, что боится не ссоры, а чего-то глупого и пошлого, что может разрушить сложившееся у него отношение к этой женщине. Это
было бы очень грустно, однако именно эта опасность внушает тревогу.
— Повторяю: о договоре, интересующем вас, мне ничего не известно. «Напрасно сказал, и не то, не так!» — тотчас
догадался он; спичка в руке его дрожала, и это
было досадно видеть.
«Свободным-то гражданином, друг мой, человека не конституции, не революции делают, а самопознание. Ты вот возьми Шопенгауэра, почитай прилежно, а после него — Секста Эмпирика о «Пирроновых положениях». По-русски, кажется, нет этой книги, я по-английски читала, французское издание
есть. Выше пессимизма и скепсиса человеческая мысль не взлетала, и, не зная этих двух ее полетов, ни о чем не
догадаешься, поверь!»
Он не скоро заметил, что люди слишком быстро уступают ему дорогу, а некоторые, приостанавливаясь, смотрят на него так, точно хотят
догадаться: что же он
будет делать теперь? Надел шляпу и пошел тише, свернув в узенькую, слабо освещенную улицу.
— Это — плохо, я знаю. Плохо, когда человек во что бы то ни стало хочет нравиться сам себе, потому что встревожен вопросом: не дурак ли он? И
догадывается, что ведь если не дурак, тогда эта игра с самим собой, для себя самого, может сделать человека еще хуже, чем он
есть. Понимаете, какая штука?
Самгин
догадывался, что во всем этом
есть что-то чрезмерно, уродливо мрачное, способное вызвать усмешку, как вызывает ее карикатура.