Неточные совпадения
— Странный, не правда ли? — воскликнула Лидия, снова оживляясь. Оказалось, что Диомидов — сирота, подкидыш; до девяти лет он воспитывался старой девой, сестрой учителя
истории, потом она умерла, учитель спился и тоже через два года помер, а Диомидова взял
в ученики себе резчик по дереву, работавший иконостасы. Проработав у него пять лет, Диомидов перешел к его брату, бутафору, холостяку и пьянице, с ним и
живет.
С той поры он почти сорок лет
жил, занимаясь
историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго работал
в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей
истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила
в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора
в ряды людей неблагонадежных.
— Лидия изучает
историю религии, а зачем ей нужно это — я не поняла.
Живет монахиней, одиноко, ходит
в оперу,
в концерты.
Для того чтоб согласиться с этими мыслями, Самгину не нужно было особенно утруждать себя. Мысли эти давно сами собою пришли к нему и
жили в нем, не требуя оформления словами. Самгина возмутил оратор, — он грубо обнажил и обесцветил эти мысли, «выработанные разумом
истории».
— Был там Гурко, настроен мрачно и озлобленно, предвещал катастрофу, говорил, точно кандидат
в Наполеоны. После
истории с Лидвалем и кражей овса ему, Гурко, конечно,
жить не весело. Идиот этот, октябрист Стратонов, вторил ему, требовал: дайте нам сильного человека! Ногайцев вдруг заявил себя монархистом. Это называется: уверовал
в бога перед праздником. Сволочь.
Но с той поры, как социал-демократия Германии получила большинство
в рейхстаге и Шейдеман сел
в кресло председателя, — Клим Иванович Самгин вспомнил, что он
живет в эпоху, когда возможны фигуры Жореса, Вандервельде, Брантинга, Пабло Иглезиаса, Евгения Дебса, Бебеля и еще многих, чьи имена уже стали достоянием
истории.
Он не хочет продолжать
жить в истории, которая покоится на безбожном законе мира, он хочет жить в природе, смешивая падшую природу, подчиненную злому закону мира не менее истории, с природой преображенной и просветленной, природой божественной.
Неточные совпадения
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он
живет,
в этом доме, — подумал он. — Что это, да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же
история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто шел, да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня… что к нему после того на другой день пойду, ну что ж, и пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»
Если обстановить этими выдумками, машинками, пружинками и таблицами жизнь человека, то можно
в pendant к вопросу о том, «достовернее ли стала
история с тех пор, как размножились ее источники» — поставить вопрос, «удобнее ли стало
жить на свете с тех пор, как размножились удобства?» Новейший англичанин не должен просыпаться сам; еще хуже, если его будит слуга: это варварство, отсталость, и притом слуги дороги
в Лондоне.
Сама же
история добавит только, что это те же люди, которые
в одном углу мира подали голос к уничтожению торговли черными, а
в другом учили алеутов и курильцев
жить и молиться — и вот они же создали, выдумали Сибирь, населили и просветили ее и теперь хотят возвратить Творцу плод от брошенного Им зерна.
— Самая обыкновенная
история: Игнатий Львович ссорится со своим управляющим… Ха-ха!.. Это у них так, между прочим;
в действительности они
жить один без другого не могут.
— Мне тяжело ехать, собственно, не к Ляховскому, а
в этот старый дом, который построен дедом, Павлом Михайлычем. Вам, конечно, известна
история тех безобразий, какие творились
в стенах этого дома. Моя мать заплатила своей жизнью за удовольствие
жить в нем…