Неточные совпадения
— И все вообще, такой ужас! Ты не
знаешь: отец, зимою, увлекался водевильной актрисой; толстенькая, красная, пошлая,
как торговка. Я не очень хороша с Верой Петровной, мы не любим друг друга, но — господи!
Как ей было
тяжело! У нее глаза обезумели. Видел,
как она поседела? До чего все это грубо и страшно. Люди топчут друг друга. Я хочу жить, Клим, но я не
знаю —
как?
— Адский пейзаж с черненькими фигурами недожаренных грешников. Железные горы, а на них жалкая трава,
как зеленая ржавчина.
Знаешь, я все более не люблю природу, — заключила она свой отчет, улыбаясь и подчеркнув слово «природа» брезгливой гримасой. — Эти горы, воды, рыбы — все это удивительно
тяжело и глупо. И — заставляет жалеть людей. А я — не умею жалеть.
— Да, — сказала актриса,
тяжело вздохнув. — Кто-то где-то что-то делает, и вдруг — начинают воевать! Ужасно. И,
знаете,
как будто уже не осталось ничего, о чем можно не спорить. Все везде обо всем спорят и — до ненависти друг к другу.
— Я
знаю их, — угрожающе заявил рыженький подпоручик Алябьев, постукивая палкой в пол, беленький крестик блестел на его рубахе защитного цвета, блестели новенькие погоны, золотые зубы, пряжка ремня, он весь был
как бы пронизан блеском разных металлов, и даже голос его звучал металлически. Он встал,
тяжело опираясь на палку, и, приведя в порядок медные, длинные усы, продолжал обвинительно: — Это — рабочие с Выборгской стороны, там все большевики, будь они прокляты!
Неточные совпадения
— Ах,
какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не
знаете его. Никто не
знал. Одна я, и то мне
тяжело стало. Его глаза, надо
знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я
знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
— Я
знаю, — перебила она его, —
как тяжело твоей честной натуре лгать, и жалею тебя. Я часто думаю,
как для меня ты погубил свою жизнь.
― Да, да, ― сказала она, видимо стараясь отогнать ревнивые мысли. ― Но если бы ты
знал,
как мне
тяжело! Я верю, верю тебе… Так что ты говорил?
― Скоро, скоро. Ты говорил, что наше положение мучительно, что надо развязать его. Если бы ты
знал,
как мне оно
тяжело, что бы я дала за то, чтобы свободно и смело любить тебя! Я бы не мучалась и тебя не мучала бы своею ревностью… И это будет скоро, но не так,
как мы думаем.
―
Как я рад, ― сказал он, ― что ты
узнаешь ее. Ты
знаешь, Долли давно этого желала. И Львов был же у нее и бывает. Хоть она мне и сестра, ― продолжал Степан Аркадьич, ― я смело могу сказать, что это замечательная женщина. Вот ты увидишь. Положение ее очень
тяжело, в особенности теперь.