Неточные совпадения
Да, Иван Дронов был неприятный, даже противный мальчик, но Клим, видя, что отец, дед, учитель восхищаются его способностями, чувствовал
в нем соперника, ревновал, завидовал, огорчался. А все-таки Дронов притягивал его, и часто недобрые чувства к этому мальчику
исчезали пред вспышками интереса и симпатии к нему.
Вскочила и, быстро пробежав по бревнам,
исчезла, а Клим еще долго сидел на корме лодки, глядя
в ленивую воду, подавленный скукой, еще не испытанной им, ничего не желая, но догадываясь, сквозь скуку, что нехорошо быть похожим на людей, которых он знал.
Дронов с утра
исчезал из дома на улицу, где он властно командовал группой ребятишек, ходил с ними купаться, водил их
в лес за грибами, посылал
в набеги на сады и огороды.
Похолодев от испуга, Клим стоял на лестнице, у него щекотало
в горле, слезы выкатывались из глаз, ему захотелось убежать
в сад, на двор, спрятаться; он подошел к двери крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал
в дверь кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что
в груди что-то сломилось,
исчезло, опустошив его. Когда, пересилив себя, он вошел
в столовую, там уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил к роялю стул и стал играть кадриль
в четыре руки с Таней.
Судорожным движением всего тела Клим отполз подальше от этих опасных рук, но, как только он отполз, руки и голова Бориса
исчезли, на взволнованной воде качалась только черная каракулевая шапка, плавали свинцовые кусочки льда и вставали горбики воды, красноватые
в лучах заката.
Сонный и сердитый, ходил на кривых ногах Дронов, спотыкался, позевывал, плевал; был он
в полосатых тиковых подштанниках и темной рубахе, фигура его
исчезала на фоне кустов, а голова плавала
в воздухе, точно пузырь.
— Эх, отстань, — сказал Дронов, круто свернул за угол и тотчас
исчез в белой каше снега.
Но, не слушая или не слыша возражений, толстовец искусно — как находил Клим — изображал жуткую картину: безграничная, безмолвная тьма,
в ней, золотыми червячками, дрожат, извиваются Млечные Пути, возникают и
исчезают миры.
— Жена родит, подождите, она у меня скоро! — торопливо пробормотал Катин и
исчез в узкой, оклеенной обоями двери, схватив со стола дешевенькую бронзовую лампу.
Клим знал, что на эти вопросы он мог бы ответить только словами Томилина, знакомыми Макарову. Он молчал, думая, что, если б Макаров решился на связь с какой-либо девицей, подобной Рите, все его тревоги
исчезли бы. А еще лучше, если б этот лохматый красавец отнял швейку у Дронова и перестал бы вертеться вокруг Лидии. Макаров никогда не спрашивал о ней, но Клим видел, что, рассказывая, он иногда, склонив голову на плечо, смотрит
в угол потолка, прислушиваясь.
Затем, попросив у Клима три рубля,
исчез. Посмотрев
в окно, как легко и споро он идет по двору, Клим захотел показать ему кулак.
Клим вспомнил слова Маргариты о матери и, швырнув книгу на пол, взглянул
в рощу. Белая, тонкая фигура Лидии
исчезла среди берез.
Оживление Дмитрия
исчезло, когда он стал расспрашивать о матери, Варавке, Лидии. Клим чувствовал во рту горечь,
в голове тяжесть. Было утомительно и скучно отвечать на почтительно-равнодушные вопросы брата. Желтоватый туман за окном, аккуратно разлинованный проволоками телеграфа, напоминал о старой нотной бумаге. Сквозь туман смутно выступала бурая стена трехэтажного дома, густо облепленная заплатами многочисленных вывесок.
Когда она злилась, красные пятна с ее щек
исчезали, и лицо, приняв пепельный цвет, мертвело, а
в глазах блестели зеленые искры.
Клим чувствовал, что вино, запах духов и стихи необычно опьяняют его. Он постепенно подчинялся неизведанной скуке, которая, все обесцвечивая, вызывала желание не двигаться, ничего не слышать, не думать ни о чем. Он и не думал, прислушиваясь, как
исчезает в нем тяжелое впечатление речей девушки.
Город совершенно онемел,
исчез в белом пухе.
Лежа
в постели, Клим озабоченно вспоминал голодные, жадные ласки Нехаевой, и ему показалось, что
в них было что-то болезненное, доходящее до границ отчаяния. Она так прижималась к нему, точно хотела
исчезнуть в нем. Но было
в ней и нечто детски нежное, минутами она будила и
в нем нежность.
В этом ему помогли две мухи: опустясь на горбик чайной ложки, они торопливо насладились друг другом, и одна
исчезла в воздухе тотчас, другая через две-три секунды после нее.
В саду стало тише, светлей, люди
исчезли, растаяли; зеленоватая полоса лунного света отражалась черною водою пруда, наполняя сад дремотной, необременяющей скукой. Быстро подошел человек
в желтом костюме, сел рядом с Климом, тяжко вздохнув, снял соломенную шляпу, вытер лоб ладонью, посмотрел на ладонь и сердито спросил...
— Молчун схватил. Павла, — помнишь? — горничная, которая обокрала нас и бесследно
исчезла? Она рассказывала мне, что есть такое существо — Молчун. Я понимаю — я почти вижу его — облаком, туманом. Он обнимет, проникнет
в человека и опустошит его. Это — холодок такой.
В нем
исчезает все, все мысли, слова, память, разум — все! Остается
в человеке только одно — страх перед собою. Ты понимаешь?
Надвигалась гроза. Черная туча покрыла все вокруг непроницаемой тенью. Река
исчезла, и только
в одном месте огонь из окна дачи Телепневой освещал густую воду.
Разыгрался ветер, шумели сосны, на крыше что-то приглушенно посвистывало; лунный свет врывался
в комнату,
исчезал в ней, и снова ее наполняли шорохи и шепоты тьмы. Ветер быстро рассеял короткую ночь весны, небо холодно позеленело. Клим окутал одеялом голову, вдруг подумав...
Ушли и они. Хрустел песок.
В комнате Варавки четко и быстро щелкали косточки счет. Красный огонь на лодке горел далеко, у мельничной плотины. Клим, сидя на ступени террасы, смотрел, как
в темноте
исчезает белая фигура девушки, и убеждал себя...
Самгин сердился на Лютова за то, что он вовлек его
в какую-то неприятную и, кажется, опасную авантюру, и на себя сердился за то, что так легко уступил ему, но над злостью преобладало удивление и любопытство. Он молча слушал раздраженную воркотню Лютова и оглядывался через плечо свое: дама с красным зонтиком
исчезла.
— Домой, — резко сказала Лидия. Лицо у нее было серое,
в глазах — ужас и отвращение. Где-то
в коридоре школы громко всхлипывала Алина и бормотал Лютов, воющие причитания двух баб доносились с площади. Клим Самгин догадался, что какая-то минута
исчезла из его жизни, ничем не обременив сознание.
В присутствии Спивак образ Лидии таял, расплывался, а когда Лидия пред глазами —
исчезала Спивак.
Иногда, внезапно, это окисление
исчезало, Клим Самгин воображал себя почти здоровым, ехал на дачу, а дорогой или там снова погружался
в состояние общей расслабленности.
И
в тот же вечер
исчез, точно камень, упавший
в реку.
В этот вихрь Клим тоже изредка бросал Варавкины словечки, и они
исчезали бесследно, вместе со словами всех других людей.
Клим посмотрел на людей, все они сидели молча; его сосед, нагнувшись, свертывал папиросу. Диомидов
исчез. Закипала, булькая, вода
в котлах; усатая женщина полоскала
в корыте «сычуги», коровьи желудки, шипели сырые дрова
в печи. Дрожал и подпрыгивал огонь
в лампе, коптило надбитое стекло.
В сумраке люди казались бесформенными, неестественно громоздкими.
Ревность не являлась, но Самгин почувствовал, что
в нем
исчезает робость пред Лидией, ощущение зависимости от нее. Солидно, тоном старшего, он заговорил...
— Лечат? Кого? — заговорил он громко, как
в столовой дяди Хрисанфа, и уже
в две-три минуты его окружило человек шесть темных людей. Они стояли молча и механически однообразно повертывали головы то туда, где огненные вихри заставляли трактиры подпрыгивать и падать, появляться и
исчезать, то глядя
в рот Маракуева.
Появлялась Варвара, непричесанная,
в ночных туфлях,
в измятой блузе; мрачно сверкая глазами, она минуту-две слушала рассказ Клима,
исчезала и являлась снова.
Лидия заставила ждать ее долго, почти до рассвета. Вначале ночь была светлая, но душная,
в раскрытые окна из сада вливались потоки влажных запахов земли, трав, цветов. Потом луна
исчезла, но воздух стал еще более влажен, окрасился
в темно-синюю муть. Клим Самгин, полуодетый, сидел у окна, прислушиваясь к тишине, вздрагивая от непонятных звуков ночи. Несколько раз он с надеждой говорил себе...
Комната наполнилась непроницаемой тьмой, и Лидия
исчезла в ней. Самгин, протянув руки, поискал ее, не нашел и зажег спичку.
Когда все чужие
исчезали, Спивак гуляла с Лидией
в саду или сидела наверху у нее. Они о чем-то горячо говорили, и Климу всегда хотелось незаметно подслушать — о чем?
Рассказывая Спивак о выставке, о ярмарке, Клим Самгин почувствовал, что умиление, испытанное им, осталось только
в памяти, но как чувство —
исчезло. Он понимал, что говорит неинтересно. Его стесняло желание найти свою линию между неумеренными славословиями одних газет и ворчливым скептицизмом других, а кроме того, он боялся попасть
в тон грубоватых и глумливых статеек Инокова.
Он вышел
в большую комнату, место детских игр
в зимние дни, и долго ходил по ней из угла
в угол, думая о том, как легко
исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь
в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
— А — не знаю. Знал бы, так не говорил, — ответил Иноков и вдруг
исчез в покосившихся воротах старенького дома.
— Светлее стало, — усмехаясь заметил Самгин, когда
исчезла последняя темная фигура и дворник шумно запер калитку. Иноков ушел, топая, как лошадь, а Клим посмотрел на беспорядок
в комнате, бумажный хаос на столе, и его обняла усталость; как будто жандарм отравил воздух своей ленью.
Вошел
в дом, тотчас же снова явился
в разлетайке,
в шляпе и, молча пожав руку Самгина,
исчез в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги
в ящики стола, доказывая себе, что обыск не будет иметь никаких последствий. Но логика не могла рассеять чувства угнетения и темной подспудной тревоги.
Туман стоял над городом, улицы, наполненные сырою, пронизывающей мутью, заставили вспомнить Петербург, Кутузова. О Кутузове думалось вяло, и, прислушиваясь к думам о нем, Клим не находил
в них ни озлобления, ни даже недружелюбия, как будто этот человек навсегда
исчез.
Удивительна была каменная тишина теплых, лунных ночей, странно густы и мягки тени, необычны запахи, Клим находил, что все они сливаются
в один — запах здоровой, потной женщины.
В общем он настроился лирически, жил
в непривычном ему приятном бездумье, мысли являлись не часто и, почти не волнуя,
исчезали легко.
— Вас, вас, — дважды кивнула она головою,
исчезла, и через минуту
в столовую вошел незнакомый, очень высокий, длинноволосый человек.
Попов являлся
в Москву на день, на два, затем, пофыркав, покричав, —
исчезал.
Главное начиналось, когда занавес снова
исчезал и к рампе величественно подходила Алина Августова
в белом, странно легком платье, которое не скрывало ни одного движения ее тела, с красными розами
в каштановых волосах и у пояса.
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают люди; попадая
в круг его света, они покричат немножко, затем
исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют
в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное
в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Зачем ему эти поля, мужики и вообще все то, что возбуждает бесконечные, бесплодные думы,
в которых так легко
исчезает сознание внутренней свободы и права жить по своим законам, теряется ощущение своей самости, оригинальности и думаешь как бы тенями чужих мыслей?
Он все топтался на одном месте, говорил о француженках, которые отказываются родить детей, о Zweikindersystem
в Германии, о неомальтузианстве среди немецких социал-демократов; все это он считал признаком, что
в странах высокой технической культуры инстинкт материнства
исчезает.
Поцеловав его
в лоб, она
исчезла, и, хотя это вышло у нее как-то внезапно, Самгин был доволен, что она ушла. Он закурил папиросу и погасил огонь; на пол легла мутная полоса света от фонаря и темный крест рамы; вещи сомкнулись;
в комнате стало тесней, теплей. За окном влажно вздыхал ветер, падал густой снег, город был не слышен, точно глубокой ночью.