Неточные совпадения
Его рябое, остроносое лицо пестрело, покрываясь
красными пятнами,
глаза гневно сверкали; Клим боялся, что Варавка ударит его.
Так же, как раньше, неутомимый в играх, изобретательный в шалостях, он слишком легко раздражался, на рябом лице его вспыхивали мелкие,
красные пятна,
глаза сверкали задорно и злобно, а улыбаясь, он так обнажал зубы, точно хотел укусить.
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и видел две очень
красные руки; растопыривая пальцы, эти руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел. Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными
глазами на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали маленькие,
красные руки. Клим слышал хриплый вой...
Очнулся он дома, в постели, в жестоком жару. Над ним, расплываясь, склонялось лицо матери, с чужими
глазами, маленькими и
красными.
— Нос у меня очень
красный?
Глаза тусклые, да?
Пролежав в комнате Клима четверо суток, на пятые Макаров начал просить, чтоб его отвезли домой. Эти дни, полные тяжелых и тревожных впечатлений, Клим прожил очень трудно. В первый же день утром, зайдя к больному, он застал там Лидию, —
глаза у нее были
красные, нехорошо блестели, разглядывая серое, измученное лицо Макарова с провалившимися
глазами; губы его, потемнев, сухо шептали что-то, иногда он вскрикивал и скрипел зубами, оскаливая их.
Она задохнулась, видимо, не в силах выговорить какое-то слово, ее смуглое лицо
покраснело и даже вспухло, на
глазах показались слезы; перекинув легкое тело свое на колени, она шептала...
Он молчал, пощипывая кустики усов, догадываясь, что это — предисловие к серьезной беседе, и — не ошибся. С простотою, почти грубоватой, мать, глядя на него всегда спокойными
глазами, сказала, что она видит его увлечение Лидией. Чувствуя, что он густо
покраснел, Клим спросил, усмехаясь...
Когда она злилась,
красные пятна с ее щек исчезали, и лицо, приняв пепельный цвет, мертвело, а в
глазах блестели зеленые искры.
Нехаева встала на ноги,
красные пятна на щеках ее горели еще ярче, под
глазами легли тени, обострив ее скулы и придавая взгляду почти невыносимый блеск. Марина, встречая ее, сердито кричала...
— Не трите лоб, от этого у вас
глаза краснеют, — сказала Марина.
— И все вообще, такой ужас! Ты не знаешь: отец, зимою, увлекался водевильной актрисой; толстенькая,
красная, пошлая, как торговка. Я не очень хороша с Верой Петровной, мы не любим друг друга, но — господи! Как ей было тяжело! У нее
глаза обезумели. Видел, как она поседела? До чего все это грубо и страшно. Люди топчут друг друга. Я хочу жить, Клим, но я не знаю — как?
На лице, сильно похудевшем, сердито шевелился
красный, распухший носик, раздраженно поблескивали
глаза, они стали светлее, холодней и уже не так судорожно бегали, как это помнил Клим.
Варавка вытаскивал из толстого портфеля своего планы, бумаги и говорил о надеждах либеральных земцев на нового царя, Туробоев слушал его с непроницаемым лицом, прихлебывая молоко из стакана. В двери с террасы встал Лютов, мокроволосый,
красный, и объявил, мигая косыми
глазами...
Туробоев отошел в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в
красной рубахе без пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами. В одной руке он держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми
глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
Лютов подпрыгивал, размахивал руками, весь разрываясь, но говорил все тише, иногда — почти шепотом. В нем явилось что-то жуткое, пьяное и действительно страстное, насквозь чувственное. Заметно было, что Туробоеву тяжело слушать его шепот и тихий вой, смотреть в это возбужденное,
красное лицо с вывихнутыми
глазами.
Лидия встретила Клима оживленно, с радостью, лицо ее было взволновано, уши
красные,
глаза смеялись, она казалась выпившей.
Дядя Хрисанф говорил, размахивая рукою, стараясь раскрыть как можно шире маленькие свои
глаза, но достигал лишь того, что дрожали седые брови, а
глаза блестели тускло, как две оловянные пуговицы, застегнутые в
красных петлях.
— Вот — увидите, увидите! — таинственно говорил он раздраженной молодежи и хитро застегивал пуговки
глаз своих в
красные петли век. — Он — всех обманет, дайте ему оглядеться! Вы на
глаза его, на зеркало души, не обращаете внимания. Всмотритесь-ка в лицо-то!
В окно хлынул розоватый поток солнечного света, Спивак закрыла
глаза, откинула голову и замолчала, улыбаясь. Стало слышно, что Лидия играет. Клим тоже молчал, глядя в окно на дымно-красные облака. Все было неясно, кроме одного: необходимо жениться на Лидии.
Сижу, чувствую, что
покраснел, а он с женою оба смотрят на меня счастливыми
глазами и смеются, рады, как дети!
Она стояла пред ним, широко открыв
глаза, у нее дрожали губы и лицо было
красное.
На его желтом, разрисованном
красными жилками лице — сильные очки в серебряной оправе, за стеклами очков расплылись мутные
глаза.
Чай подала другая горничная, маленькая, толстая, с рябым
красным лицом и глупо вытаращенными
глазами.
Он видел, что Макаров уже не тот человек, который ночью на террасе дачи как бы упрашивал, умолял послушать его домыслы. Он держался спокойно, говорил уверенно. Курил меньше, но, как всегда, дожигал спички до конца. Лицо его стало жестким, менее подвижным, и взгляд углубленных
глаз приобрел выражение строгое, учительное. Маракуев,
покраснев от возбуждения, подпрыгивая на стуле, спорил жестоко, грозил противнику пальцем, вскрикивал...
— Это вы, Самгин? — окрикнул его человек, которого он только что обогнал. Его подхватил под руку Тагильский, в сером пальто, в шляпе, сдвинутой на затылок, и нетрезвый; фарфоровое лицо его в
красных пятнах,
глаза широко открыты и смотрят напряженно, точно боясь мигнуть.
— Ваш отец был настоящий русский, как дитя, — сказала она, и
глаза ее немножко
покраснели. Она отвернулась, прислушиваясь. Оркестр играл что-то бравурное, но музыка доходила смягченно, и, кроме ее, извне ничего не было слышно. В доме тоже было тихо, как будто он стоял далеко за городом.
Ее серые
глаза снова и уже сильнее
покраснели, но она улыбалась, обнажив очень плотно составленные мелкие и белые зубы.
Кроме этих слов, он ничего не помнил, но зато эти слова помнил слишком хорошо и, тыкая
красным кулаком в сторону дирижера, как бы желая ударить его по животу, свирепея все более, наливаясь кровью, выкатывая
глаза, орал на разные голоса...
Его лицо, надутое, как воздушный пузырь, казалось освещенным изнутри
красным огнем, а уши были лиловые, точно у пьяницы;
глаза, узенькие, как два тире, изучали Варвару. С нелепой быстротой он бросал в рот себе бисквиты, сверкал чиненными золотом зубами и пил содовую воду, подливая в нее херес. Мать, похожая на чопорную гувернантку из англичанок, занимала Варвару, рассказывая...
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если смотреть сверху, с балкона: пред ослепленными
глазами открывалась продолговатая, в форме могилы, яма, а на дне ее и по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня,
краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые спины, плечи женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
«В нем есть что-то театральное», — подумал Самгин, пытаясь освободиться от угнетающего чувства. Оно возросло, когда Дьякон, медленно повернув голову, взглянул на Алексея, подошедшего к нему, — оплывшая кожа безобразно обнажила
глаза Дьякона, оттянув и выворотив веки, показывая
красное мясо, зрачки расплылись, и мутный блеск их был явно безумен.
— Идеализм — основное свойство души человека, — наскакивала Варвара
покраснев, блестя
глазами, щурясь.
Поредевшие встрепанные волосы обнажали бугроватый череп; лысина, увеличив лоб, притиснув глазницы, сделала
глаза меньше, острее; белки приняли металлический блеск ртути, покрылись тонким рисунком
красных жилок, зрачки потеряли форму, точно зазубрились, и стали еще более непослушны, а под
глазами вспухли синеватые подушечки, и нос опустился к толстым губам.
Клим промолчал, разглядывая
красное от холода лицо брата. Сегодня Дмитрий казался более коренастым и еще более обыденным человеком. Говорил он вяло и как бы не то, о чем думал.
Глаза его смотрели рассеянно, и он, видимо, не знал, куда девать руки, совал их в карманы, закидывал за голову, поглаживал бока, наконец широко развел их, говоря с недоумением...
Самгин закрыл
глаза, но все-таки видел
красное от холода или ярости прыгающее лицо убийцы, оскаленные зубы его, оттопыренные уши, слышал болезненное ржание лошади, топот ее, удары шашки, рубившей забор; что-то очень тяжелое упало на землю.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими
глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в
красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Из-под ее
красных пальцев на шею за воротник текла кровь, а из круглых и недоумевающих девичьих
глаз — слезы.
Темное его лицо покрылось масляными капельками пота,
глаза сильно
покраснели, и шептал он все более бессвязно. Самгин напрасно ожидал дальнейшего развития мысли полковника о самозащите интеллигенции от анархии, — полковник, захлебываясь словами, шептал...
На гнилом бревне, дополняя его ненужность, сидела грязно-серая, усатая крыса в измятой, торчавшей клочьями шерсти, очень похожая на старушку-нищую; сидела она бессильно распластав передние лапы, свесив хвост мертвой веревочкой; черные бусины
глаз ее в
красных колечках неподвижно смотрели на позолоченную солнцем реку. Самгин поднял кусок кирпича, но Иноков сказал...
Пошли не в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали в окнах домов, точно в ложах театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал в хвосте демонстрации, потому что она направлялась в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была в его
глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда
красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Они оба остановились пред Самгиным — доктор,
красный от возбуждения, потный, мигающий, и женщина, бледная, с расширенными
глазами.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек с шишкой на лбу, с
красным, пышным галстуком на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо, на котором широкий нос казался чужим.
Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.
Он сжал подбородок кулаком так, что
красная рука его побелела, и хрипло заговорил, ловя
глазами двуцветный язычок огня свечи...
Самгин был доволен, что Варвара помешала ему ответить. Она вошла в столовую, приподняв плечи так, как будто ее ударили по голове. От этого ее длинная шея стала нормальной, короче, но лицо
покраснело, и
глаза сверкали зеленым гневом.
Маленькое, всегда
красное лицо повара окрашено в темный, землистый цвет, — его искажали судороги,
глаза смотрели безумно, а прищуренные
глаза медника изливали ненависть; он стоял против повара, прижав кулак к сердцу, и, казалось, готовился бить повара.
Ответила Настя крикливо, лицо у нее было опухшее,
глаза красные.
Покраснев, щупая пальцами пуговицы кофты и некрасиво широко раскрыв зеленые
глаза, она подошла к Самгину.
Неплохой мастер широкими мазками написал большую лысоватую голову на несоразмерно узких плечах, желтое, носатое лицо, яркосиние
глаза, толстые
красные губы, — лицо человека нездорового и, должно быть, с тяжелым характером.
Лохматый, с
красным опухшим лицом, он ходил рядом с Климом, бесцеремонно заглядывая в лицо его обнаженными
глазами, — отвратительно скрипели его ботинки, он кашлял, сипел, дымился, толкал Самгина локтем и вдруг спросил...