Неточные совпадения
Лидия, все еще сердясь на Клима, не глядя на него, послала
брата за чем-то наверх, — Клим через минуту пошел за ним, подчиняясь внезапному толчку желания сказать Борису что-то хорошее, дружеское,
может быть, извиниться пред ним за свою выходку.
— Вот уж почти два года ни о чем не
могу думать, только о девицах. К проституткам идти не
могу, до этой степени еще не дошел. Тянет к онанизму, хоть руки отрубить.
Есть,
брат, в этом влечении что-то обидное до слез, до отвращения к себе. С девицами чувствую себя идиотом. Она мне о книжках, о разных поэзиях, а я думаю о том, какие у нее груди и что вот поцеловать бы ее да и умереть.
— Все,
брат, как-то тревожно скучают, — сказал он, хмурясь, взъерошивая волосы рукою. — По литературе не видно, чтобы в прошлом люди испытывали такую странную скуку.
Может быть, это — не скука?
— А что же? Смеяться? Это,
брат, вовсе не смешно, — резко говорил Макаров. — То
есть — смешно, да…
Пей! Вопрошатель. Черт знает что… Мы, русские, кажется,
можем только водку
пить, и безумными словами все ломать, искажать, и жутко смеяться над собою, и вообще…
Отказаться от встреч с Иноковым Клим не решался, потому что этот мало приятный парень, так же как
брат Дмитрий, много знал и
мог толково рассказать о кустарных промыслах, рыбоводстве, химической промышленности, судоходном деле. Это
было полезно Самгину, но речи Инокова всегда несколько понижали его благодушное и умиленное настроение.
— Я,
брат, не люблю тебя, нет! Интересный ты, а — не сим-па-ти-чен. И даже,
может быть, ты больше выродок, чем я.
— Вообразить не
могла, что среди вашего
брата есть такие… милые уроды. Он перелистывает людей, точно книги. «Когда же мы венчаемся?» — спросила я. Он так удивился, что я почувствовала себя калуцкой дурой. «Помилуй, говорит, какой же я муж, семьянин?» И я сразу поняла: верно, какой он муж? А он — еще: «Да и ты, говорит, разве ты для семейной жизни с твоими данными?» И это верно, думаю. Ну, конечно, поплакала.
Выпьем. Какая это прелесть, рябиновая!
— Нет, — сказала она. — Это — неприятно и нужно кончить сразу, чтоб не мешало. Я скажу коротко:
есть духовно завещание — так? Вы
можете читать его и увидеть: дом и все это, — она широко развела руками, — и еще много, это — мне, потому что
есть дети, две мальчики. Немного Димитри, и вам ничего нет. Это — несправедливо, так я думаю. Нужно сделать справедливо, когда приедет
брат.
Самгин младший
был доволен, что
брат не
может проводить его, но подумал...
— Так тебя,
брат, опять жандармы прижимали? Эх ты… А впрочем, черт ее знает,
может быть, нужна и революция! Потому что — действительно: необходимо представительное правление, то
есть — три-четыре сотни деловых людей, которые драли бы уши губернаторам и прочим администраторам, в сущности — ар-рестантам, — с треском закончил он, и лицо его вспухло, налилось кровью.
Самгин чувствовал, что эта большеглазая девица не верит ему, испытывает его. Непонятно
было ее отношение к сводному
брату; слишком часто и тревожно останавливались неприятные глаза Татьяны на лице Алексея, — так следит жена за мужем с больным сердцем или склонным к неожиданным поступкам, так наблюдают за человеком, которого хотят, но не
могут понять.
— А знаешь, — здесь Лидия Варавка живет, дом купила. Оказывается — она замужем
была, овдовела и —
можешь представить? — ханжой стала, занимается религиозно-нравственным возрождением народа, это — дочь цыганки и Варавки! Анекдот,
брат, — верно? Богатая дама. Ее тут обрабатывает купчиха Зотова, торговка церковной утварью, тоже, говорят, сектантка, но — красивейшая бабища…
— Сочинил — Савва Мамонтов, миллионер, железные дороги строил, художников подкармливал, оперетки писал.
Есть такие французы? Нет таких французов. Не
может быть, — добавил он сердито. — Это только у нас бывает. У нас,
брат Всеволод, каждый рядится… несоответственно своему званию. И — силам. Все ходят в чужих шляпах. И не потому, что чужая — красивее, а… черт знает почему! Вдруг — революционер, а — почему? — Он подошел к столу, взял бутылку и, наливая вино, пробормотал...
— Не склеилась у нас беседа, Самгин! А я чего-то ждал. Я,
брат, все жду чего-то. Вот, например, попы, — я ведь серьезно жду, что попы что-то скажут.
Может быть, они скажут: «Да
будет — хуже, но — не так!» Племя — талантливое! Сколько замечательных людей выдвинуло оно в науку, литературу, — Белинские, Чернышевские, Сеченовы…
— Тут
есть сестры-братья, которые первый раз с нами радеют о духе. И один человек усумнился: правильно ли Христа отрицаемся!
Может, с ним и другие
есть. Так дозволь, кормщица наша мудрая, я скажу.
— Это — мой дядя.
Может быть, вы слышали его имя? Это о нем на днях писал камрад Жорес. Мой
брат, — указала она на солдата. — Он — не солдат, это только костюм для эстрады. Он — шансонье, пишет и
поет песни, я помогаю ему делать музыку и аккомпанирую.
— Без фантазии — нельзя, не проживешь. Не устроишь жизнь. О неустройстве жизни говорили тысячи лет, говорят все больше, но — ничего твердо установленного нет, кроме того, что жизнь — бессмысленна. Бессмысленна,
брат. Это всякий умный человек знает.
Может быть, это люди исключительно, уродливо умные, вот как — ты…
— Черт его знает, — задумчиво ответил Дронов и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел,
может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает за Тоськой, но — надо видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не
может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и черт не
брат.
Неточные совпадения
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда не
мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина
были самые разнообразные, но конец всех мыслей
был один: смерть.
—
Может быть, для тебя нет. Но для других оно
есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян». Народ услыхал о страданиях своих
братий и заговорил.
Если
было у него чувство к
брату теперь, то скорее зависть за то знание, которое имеет теперь умирающий, но которого он не
может иметь.
«Не
может быть, чтоб это страшное тело
был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть в эти живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это мертвое тело
было живой
брат.
Она никак не
могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но последний вывод
был тот, что муж ее, восхищающийся
братом и унижающий себя пред ним,
был неискренен. Кити знала, что эта неискренность его происходила от любви к
брату, от чувства совестливости за то, что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания
быть лучше, — она любила это в нем и потому улыбалась.