Неточные совпадения
Впоследствии, рисуя себе эту сцену, Клим вспоминал, как Макаров покачивался, точно решая, в какую сторону упасть, как, медленно
открывая рот, он испуганно смотрел странно круглыми
глазами и бормотал...
— Почему — суфлеры? — спросила Марина, широко
открыв и без того большие
глаза.
Он смотрел в расширенные зрачки ее полубезумных
глаз, и они
открывали ему в глубине своей нечто, о чем он невольно подумал...
Дмитрий Самгин стукнул ложкой по краю стола и
открыл рот, но ничего не сказал, только чмокнул губами, а Кутузов, ухмыляясь, начал что-то шептать в ухо Спивак. Она была в светло-голубом, без глупых пузырей на плечах, и это гладкое, лишенное украшений платье, гладко причесанные каштановые волосы усиливали серьезность ее лица и неласковый блеск спокойных
глаз. Клим заметил, что Туробоев криво усмехнулся, когда она утвердительно кивнула Кутузову.
Уверенный, что он сказал нечто едкое, остроумное, Клим захохотал, прикрыв
глаза, а когда
открыл их — в комнате никого не было, кроме брата, наливавшего воду из графина в стакан.
Дьякон все делал медленно, с тяжелой осторожностью. Обильно посыпав кусочек хлеба солью, он положил на хлеб колечко лука и поднял бутылку водки с таким усилием, как двухпудовую гирю. Наливая в рюмку, он прищурил один огромный
глаз, а другой выкатился и стал похож на голубиное яйцо. Выпив водку,
открыл рот и гулко сказал...
Человек
открыл волосатый рот, посмотрел мутными
глазами на Макарова, на Клима и, махнув рукой, пошел дальше. Но через три шага, волком обернувшись назад, сказал громко...
Ушел. Диомидов лежал, закрыв
глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было подумать: он
открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла испуганная собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно от запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот.
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый юноша сидел
открыв рот, и в светлых
глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою лица оратора. Фомин, зажав руки в коленях, смотрел под ноги себе, в лужу растаявшего снега.
Она
открыла дверь, впустив в коридор свет из комнаты. Самгин видел, что лицо у нее смущенное, даже испуганное, а может быть, злое, она прикусила верхнюю губу, и в светлых
глазах неласково играли голубые искры.
За этим делом его и застала Никонова.
Открыв дверь и медленно притворяя ее, она стояла на пороге, и на побледневшем лице ее возмущенно и неестественно выделились потемневшие
глаза. Прошло несколько неприятно длинных секунд, прежде, чем она тихо, с хрипотой в горле, спросила...
Прокурор кончил речь, духовенство запело «Вечную память», все встали; Меркулов подпевал без слов, не
открывая рта, а Домогайлов, возведя круглые
глаза в лепной потолок, жалобно тянул...
Через несколько минут пред ним
открыл дверь в темную переднюю гладко остриженный человек с лицом татарина, с недоверчивым взглядом острых
глаз.
Когда назойливый стук в дверь разбудил Самгина, черные шарики все еще мелькали в
глазах его, комнату наполнял холодный, невыносимо яркий свет зимнего дня, — света было так много, что он как будто расширил окно и раздвинул стены. Накинув одеяло на плечи, Самгин
открыл дверь и, в ответ на приветствие Дуняши, сказал...
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть
глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский,
открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
«Конечно, она живет не этой чепухой», — сердито решил Самгин, проводив
глазами ее статную фигуру. Осмотрел уютное логовище ее, окованную полосами железа дверь во двор и живо представил, как Марина, ночуя здесь,
открывает дверь любовнику.
Она задохнулась, замолчала, двигая стул, постукивая ножками его по полу,
глаза ее фосфорически блестели, раза два она
открывала рот, но, видимо, не в силах сказать слова, дергала головою, закидывая ее так высоко, точно невидимая рука наносила удары в подбородок ей. Потом, оправясь, она продолжала осипшим голосом, со свистом, точно сквозь зубы...
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его черной полою поддевки,
открывая мокрую рубаху, голые свои ноги. Он стал тоньше, длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные
глаза, — казалось, что и борода у него стала длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Толстые щеки широкого лица оплыли,
открывая очень живые, улыбчивые
глаза.
Все четыре окна квартиры его были закрыты ставнями, и это очень усилило неприятное его настроение. Дверь
открыла сухая, темная старушка Фелицата, она показалась еще более сутулой, осевшей к земле, всегда молчаливая, она и теперь поклонилась ему безмолвно, но тусклые
глаза ее смотрели на него, как на незнакомого, тряпичные губы шевелились, и она разводила руками так, как будто вот сейчас спросит...
Остаток вечера он провел в мыслях об этой женщине, а когда они прерывались, память показывала темное, острое лицо Варвары, с плотно закрытыми
глазами, с кривой улыбочкой на губах, — неплотно сомкнутые с правой стороны, они
открывали три неприятно белых зуба, с золотой коронкой на резце. Показывала пустынный кусок кладбища, одетый толстым слоем снега, кучи комьев рыжей земли, две неподвижные фигуры над могилой, только что зарытой.
— Шведская королева Ульрика-Элеонора скончалась в загородном своем замке и лежала во гробе. В полдень из Стокгольма приехала подруга ее, графиня Стенбок-Фермор и была начальником стражи проведена ко гробу. Так как она слишком долго не возвращалась оттуда, начальник стражи и офицеры
открыли дверь, и — что же представилось
глазам их?