Неточные совпадения
— Это теперь называется поумнением, — виновато объяснил Катин. — Есть даже рассказ
на тему измены прошлому, так и называется: «Поумнел». Боборыкин
написал.
Особенно ценным в Нехаевой было
то, что она умела смотреть
на людей издали и сверху. В ее изображении даже
те из них, о которых почтительно говорят, хвалебно
пишут, становились маленькими и незначительными пред чем-то таинственным, что она чувствовала. Это таинственное не очень волновало Самгина, но ему было приятно, что девушка, упрощая больших людей, внушает ему сознание его равенства с ними.
—
Написал он сочинение «О третьем инстинкте»; не знаю, в чем дело, но эпиграф подсмотрел: «Не ищу утешений, а только истину». Послал рукопись какому-то профессору в Москву;
тот ему ответил зелеными чернилами
на первом листе рукописи: «Ересь и нецензурно».
— Когда изгоняемый из рая Адам оглянулся
на древо познания, он увидал, что бог уже погубил древо: оно засохло. «И се диавол приступи Адамови и рече: чадо отринутое, не имаши путя инаго, яко
на муку земную. И повлек Адама во ад земный и показа ему вся прелесть и вся скверну, их же сотвориша семя Адамово».
На эту
тему мадьяр Имре Мадач весьма значительную вещь
написал. Так вот как надо понимать, Лидочка, а вы…
—
На кой дьявол нужна наша интеллигенция при таком мужике? Это все равно как деревенские избы перламутром украшать. Прекраснодушие, сердечность, романтизм и прочие пеперменты, уменье сидеть в тюрьмах, жить в гиблых местах ссылки,
писать трогательные рассказы и статейки. Страстотерпцы, преподобные и
тому подобные. В общем — незваные гости.
Это — не
тот город, о котором сквозь зубы говорит Иван Дронов, старается смешно
писать Робинзон и пренебрежительно рассказывают люди, раздраженные неутоленным честолюбием, а может быть, так или иначе, обиженные действительностью, неблагожелательной им. Но
на сей раз Клим подумал об этих людях без раздражения, понимая, что ведь они тоже действительность, которую так благосклонно оправдывал чистенький историк.
Профессоров Самгин слушал с
той же скукой, как учителей в гимназии. Дома, в одной из чистеньких и удобно обставленных меблированных комнат Фелицаты Паульсен, пышной дамы лет сорока, Самгин записывал свои мысли и впечатления мелким, но четким почерком
на листы синеватой почтовой бумаги и складывал их в портфель, подарок Нехаевой. Не озаглавив свои заметки, он красиво, рондом,
написал на первом их листе...
— Был, — сказала Варвара. — Но он — не в ладах с этой компанией. Он, как ты знаешь, стоит
на своем: мир — непроницаемая
тьма, человек освещает ее огнем своего воображения, идеи — это знаки, которые дети
пишут грифелем
на школьной доске…
— Мой брат недавно прислал мне письмо с одним товарищем, — рассказывал Самгин. — Брат — недалекий парень, очень мягкий. Его испугало крестьянское движение
на юге и потрясла дикая расправа с крестьянами. Но он
пишет, что не в силах ненавидеть
тех, которые били, потому что
те, которых били, тоже безумны до ужаса.
— Ну и черт с ним, — тихо ответил Иноков. — Забавно это, — вздохнул он, помолчав. — Я думаю, что мне тогда надобно было врага — человека,
на которого я мог бы израсходовать свою злость. Вот я и выбрал этого… скота.
На эту
тему рассказ можно
написать, — враг для развлечения от… скуки, что ли? Вообще я много выдумывал разных… штучек. Стихи
писал. Уверял себя, что влюблен…
Порою Самгин чувствовал, что он живет накануне открытия новой, своей историко-философской истины, которая пересоздаст его, твердо поставит над действительностью и вне всех старых, книжных истин. Ему постоянно мешали домыслить, дочувствовать себя и свое до конца. Всегда
тот или другой человек забегал вперед, формулировал настроение Самгина своими словами. Либеральный профессор
писал на страницах влиятельной газеты...
— Жулик, — сказала она, кушая мармелад. — Это я не о философе, а о
том, кто
писал отчет. Помнишь:
на Дуняшином концерте щеголь ораторствовал, сынок уездного предводителя дворянства? Это — он. Перекрасился октябристом. Газету они покупают, кажется, уже и купили. У либералов денег нет. Теперь столыпинскую философию проповедовать будут: «Сначала — успокоение, потом — реформы».
— Ну, это — хорошо, что «
На горах» не читают; там автор
писал о
том, чего не видел, и наплел чепухи. Все-таки — прочитай.
— Это — не вышло. У нее,
то есть у жены, оказалось множество родственников, дядья — помещики, братья — чиновники, либералы, но и
то потому, что сепаратисты, а я представитель угнетающей народности, так они
на меня… как шмели, гудят, гудят! Ну и она тоже. В общем она — славная. Первое время даже грустные письма
писала мне в Томск. Все-таки я почти три года жил с ней. Да. Ребят — жалко. У нее — мальчик и девочка, отличнейшие! Мальчугану теперь — пятнадцать, а Юле — уже семнадцать. Они со мной жили дружно…
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь
напишу. (
Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (
Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только
на две минуты захожу в департамент, с
тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел
писать.
Крестьяне речь
ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже
писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина //
На животе лежал, // В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях —
то начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять
на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с
того света дядюшки
пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
Когда же Помпадурша была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана в монастырь и пострижена под именем инокини Нимфодоры,
то он первый бросил в нее камнем и
написал"Повесть о некоторой многолюбивой жене", в которой делал очень ясные намеки
на прежнюю свою благодетельницу.