Неточные совпадения
— Не склеилась у нас беседа, Самгин! А я чего-то ждал. Я, брат, все жду чего-то. Вот, например, попы, — я ведь серьезно жду, что попы что-то скажут. Может быть, они скажут: «Да будет —
хуже, но — не так!» Племя — талантливое! Сколько замечательных людей выдвинуло оно в науку,
литературу, — Белинские, Чернышевские, Сеченовы…
«Жаловаться — не на что. Он — едва ли хитрит. Как будто даже и не очень умен. О Любаше он, вероятно, выдумал, это —
литература. И —
плохая. В конце концов он все-таки неприятный человек. Изменился? Изменяются люди… без внутреннего стержня. Дешевые люди».
Дирижирует хором прапорщик Харламов. Самгин уже видел его, говорил с ним. Щеголеватый читатель контрреволюционной
литературы и любитель остреньких неблагонадежных анекдотов очень
похудел, вытянулся, оброс бородой неопределенной окраски, но не утратил своей склонности к шуточкам и клоунадам.
Неточные совпадения
— А как вы полагаете, откуда деньги у Болеслава Брониславича? Сначала он был подрядчиком и морил рабочих, как мух, потом он начал спаивать мужиков, а сейчас разоряет целый край в обществе всех этих банковских воров. Честных денег нет, славяночка. Я не обвиняю Стабровского: он не лучше и не
хуже других. Но не нужно закрывать себе глаза на окружающее нас зло. Хороша и
литература, и наука, и музыка, — все это отлично, но мы этим никогда не закроем печальной действительности.
— Это так, — подтвердил Вихров, — без языков — дело
плохое: читая одну русскую
литературу, далеко не уйдешь, и главное дело — немецкий язык!.. Мой один приятель Неведомов говаривал, что человек, не знающий немецкого языка, ничего не знает.
— А то вы думаете? — говорит он, — все зло именно в этой пакостной
литературе кроется! Я бы вот такого-то… Не говоря
худого слова, ой-ой, как бы я с ним поступил! Надо зло с корнем вырвать, а мы мямлим! Пожар уж силу забрал, а мы только пожарные трубы из сараев выкатываем!
— Что делать? — возразил Калинович. — Всего
хуже, конечно, это для меня самого, потому что на
литературе я основывал всю мою будущность и, во имя этих эфемерных надежд, душил в себе всякое чувство, всякое сердечное движение. Говоря откровенно, ехавши сюда, я должен был покинуть женщину, для которой был все; а такие привязанности нарушаются нелегко даже и для совести!
Не знаю, но надо полагать, что Фоме Фомичу не удалось еще и прежде
литературы; может быть, и на других карьерах он получал одни только щелчки вместо жалованья или что-нибудь еще того
хуже.