Неточные совпадения
Прейс очень невнятно сказал что-то о преждевременности поставленного вопроса, тогда рыженький вскочил с дивана, точно подброшенный пружинами, перебежал в
угол, там с разбега бросился в кресло и, дергая бородку, оттягивая толстую, но жидкую губу, обнажая мелкие, неровные зубы и этим
мешая себе говорить, продолжал...
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам хозяев. Наконец он догадался налить в трубу воды, чтоб погасить
угли. Эта возня
мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
В сыроватой и сумрачной духоте, кроме крепкого дыма махорки, был слышен угарный запах древесного
угля. Мысли не
мешали Самгину представлять себя в комнате гостиницы, не
мешали слушать говор плотников.
К таким голосам из
углов Самгин прислушивался все внимательней, слышал их все более часто, но на сей раз
мешал слушать хозяин квартиры, — размешивая сахар в стакане очень крепкого чая, он пророчески громко и уверенно говорил...
У входа в ограду Таврического дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб ворот, втиснула за ограду, затолкала в
угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она прижималась к стенам, оставляя перед крыльцом дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не входили в ограду, как будто им
мешало какое-то невидимое препятствие.
Неточные совпадения
Я подошел ближе и спрятался за
угол галереи. В эту минуту Грушницкий уронил свой стакан на песок и усиливался нагнуться, чтоб его поднять: больная нога ему
мешала. Бежняжка! как он ухитрялся, опираясь на костыль, и все напрасно. Выразительное лицо его в самом деле изображало страдание.
Он ко мне повадился, я с ним не церемонился, он просиживал у меня в
углу молча по целым дням, но с достоинством, хотя не
мешал мне вовсе.
— Здравствуй, мой милый. Барон, это вот и есть тот самый очень молодой человек, об котором упомянуто было в записке, и поверьте, он не
помешает, а даже может понадобиться. (Барон презрительно оглядел меня.) — Милый мой, — прибавил мне Версилов, — я даже рад, что ты пришел, а потому посиди в
углу, прошу тебя, пока мы кончим с бароном. Не беспокойтесь, барон, он только посидит в
углу.
Каждый день прощаюсь я с здешними берегами, поверяю свои впечатления, как скупой поверяет втихомолку каждый спрятанный грош. Дешевы мои наблюдения, немного выношу я отсюда, может быть отчасти и потому, что ехал не сюда, что тороплюсь все дальше. Я даже боюсь слишком вглядываться, чтоб не осталось сору в памяти. Я охотно расстаюсь с этим всемирным рынком и с картиной суеты и движения, с колоритом дыма,
угля, пара и копоти. Боюсь, что образ современного англичанина долго будет
мешать другим образам…
«Недостает решительности! Все зависит от того, чтобы повести дело смелой, твердой рукой, — думал Половодов, ходя по кабинету из
угла в
угол. — Да еще этот дурак Ляховский тут торчит: дела не делает и другим
мешает. Вот если бы освободиться от него…»