Неточные совпадения
«Мама, а я еще не
сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то,
упал на колени, поднял руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил ноги матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую
голову и быстро пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки, встал, вцепился
в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая рукою. Тут Клим испуганно позвал...
Доктора повели
спать в мезонин, где жил Томилин. Варавка, держа его под мышки, толкал
в спину
головою, а отец шел впереди с зажженной свечой. Но через минуту он вбежал
в столовую, размахивая подсвечником, потеряв свечу, говоря почему-то вполголоса...
Клим заглянул
в дверь: пред квадратной
пастью печки, полной алых углей,
в низеньком, любимом кресле матери, развалился Варавка, обняв мать за талию, а она сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая.
В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а с
головы матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
— Нет, прежде положим на постель, — командовала Лидия. Клим отрицательно мотнул
головою,
в полуобмороке вышел
в гостиную и там
упал в кресло.
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже
спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя
голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Он играл ножом для разрезывания книг, капризно изогнутой пластинкой бронзы с позолоченной
головою бородатого сатира на месте ручки. Нож выскользнул из рук его и
упал к ногам девушки; наклонясь, чтоб поднять его, Клим неловко покачнулся вместе со стулом и, пытаясь удержаться, схватил руку Нехаевой, девушка вырвала руку, лишенный опоры Клим припал на колено. Он плохо помнил, как разыгралось все дальнейшее, помнил только горячие ладони на своих щеках, сухой и быстрый поцелуй
в губы и торопливый шепот...
Минуты две четверо
в комнате молчали, прислушиваясь к спору на террасе, пятый, Макаров, бесстыдно
спал в углу, на низенькой тахте. Лидия и Алина сидели рядом, плечо к плечу, Лидия наклонила
голову, лица ее не было видно, подруга что-то шептала ей
в ухо. Варавка, прикрыв глаза, курил сигару.
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина, не
в силах остановиться на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно, как будто боясь, что длинное тело его не уставится
в комнате. Лютов обожженно вертелся у стола, теряя туфли с босых ног; садясь на стул, он склонялся
головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было понять, почему он не
падает вперед,
головою о пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
Климу не хотелось
спать, но он хотел бы перешагнуть из мрачной суеты этого дня
в область других впечатлений. Он предложил Маракуеву ехать на Воробьевы горы. Маракуев молча кивнул
головой.
— Лечат? Кого? — заговорил он громко, как
в столовой дяди Хрисанфа, и уже
в две-три минуты его окружило человек шесть темных людей. Они стояли молча и механически однообразно повертывали
головы то туда, где огненные вихри заставляли трактиры подпрыгивать и
падать, появляться и исчезать, то глядя
в рот Маракуева.
Так, знаете, шел-шел и вдруг
падает мертв,
головою в землю… как бы сраженный небесной стрелой.
— Да, конечно, богатеем — судорожно, — согласно проговорил Кутузов. — Жалею, что не
попал в Нижний, на выставку. Вы, Самгин,
в статейке вашей ловко намекнули про Одиссея. Конечно, рабочий класс свернет
головы женихам, но — пока невесело!
— Как
падали рабочие-то, а? Действительность, черт… У меня, знаете, эдакая… светлейшая пустота
в голове, а
в пустоте мелькают кирпичи, фигурки… детские фигурки.
Самгин взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы
упал на зеркало, и
в нем он увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое лицо, с двумя темными пятнами на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот был третьим пятном. Сидела Варвара, подняв руки, держась за спинку стула, вскинув
голову, и было видно, что подбородок ее трясется.
Свет
падал на непокрытые
головы, было много лысых черепов, похожих на картофель, орехи и горошины, все они были меньше естественного, дневного объема и чем дальше, тем заметнее уменьшались, а еще дальше люди сливались
в безглавое и бесформенное черное.
На стене, по стеклу картины, скользнуло темное пятно. Самгин остановился и сообразил, что это его
голова,
попав в луч света из окна, отразилась на стекле. Он подошел к столу, закурил папиросу и снова стал шагать
в темноте.
Через час он тихо вошел
в спальню, надеясь, что жена уже
спит. Но Варвара, лежа
в постели, курила, подложив одну руку под
голову.
И все-таки он был поражен, даже растерялся, когда, шагая
в поредевшем хвосте толпы, вышел на Дворцовую площадь и увидал, что люди впереди его становятся карликами. Не сразу можно было понять, что они
падают на колени,
падали они так быстро, как будто невидимая сила подламывала им ноги. Чем дальше по направлению к шоколадной массе дворца, тем более мелкими казались обнаженные
головы людей; площадь была вымощена ими, и
в хмурое, зимнее небо возносился тысячеголосый рев...
Кочегар остановился, но расстояние между ним и рабочими увеличивалось, он стоял
в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди, правую, с шапкой, вытянув вперед. Но рука
упала, он покачнулся, шагнул вперед и тоже
упал грудью на снег,
упал не сгибаясь, как доска, и тут, приподняв
голову, ударяя шапкой по снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул ноги и зарыл лицо
в снег.
Потом он слепо шел правым берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли
в черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону реки, люди стали швырять
в нее комьями снега, а она топталась на месте, встряхивая
головой; с морды ее
падала пена.
Бери на ура! — неистово ревел человек
в розовой рубахе; из свалки выбросило Вараксина,
голого по пояс, человек
в розовой рубахе наскочил на него, но Вараксин взмахнул коротенькой веревочкой с узлом или гирей на конце, и человек
упал навзничь.
Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая
головами, двинулись на толпу, казаки подняли нагайки, но
в те же секунды его приподняло с земли и
в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом
в бок лошади, на
голову его
упала чья-то шапка, кто-то крякнул
в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
— Ну — а что же? Восьмой час… Кучер говорит: на Страстной телеграфные столбы спилили, проволока везде, нельзя ездить будто. — Он тряхнул
головой. — Горох
в башке! — Прокашлялся и продолжал более чистым голосом. — А впрочем, — хи-хи! Это Дуняша научила меня — «хи-хи»; научила, а сама уж не говорит. — Взял со стола цепочку с образком, взвесил ее на ладони и сказал, не удивляясь: — А я думал — она с филологом
спала. Ну, одевайся! Там — кофе.
Шаги людей на улице стали как будто быстрей. Самгин угнетенно вышел
в столовую, — и с этой минуты жизнь его надолго превратилась
в сплошной кошмар. На него наткнулся Кумов; мигая и приглаживая красными ладонями волосы, он встряхивал
головою, а волосы рассыпались снова,
падая ему на щеки.
«Тоже — «объясняющий господин», — подумал Клим, быстро подходя к двери своего дома и оглядываясь. Когда он
в столовой зажег свечу, то увидал жену: она, одетая,
спала на кушетке
в гостиной, оскалив зубы, держась одной рукой за грудь, а другою за
голову.
А она продолжала, переменив позу так, что лунный свет
упал ей на
голову, на лицо, зажег
в ее неуловимых глазах золотые искры и сделал их похожими на глаза Марины...
Размахивая длинным гибким помелом из грязных тряпок, он свистел, рычал, кашлял, а над его растрепанной
головой в голубом, ласково мутном воздухе летала стая голубей, как будто снежно-белые цветы трепетали,
падая на крышу.
Упала на колени и, хватая руками
в перчатках лицо, руки, грудь Лютова, перекатывая
голову его по пестрой подушке, встряхивая, — завыла, как воют деревенские бабы.
Самгина толкала, наваливаясь на его плечо, большая толстая женщина
в рыжей кожаной куртке с красным крестом на груди,
в рыжем берете на
голове; держа на коленях обеими руками маленький чемодан, перекатывая
голову по спинке дивана, посвистывая носом, она
спала, ее грузное тело рыхло колебалось, прыжки вагона будили ее, и, просыпаясь, она жалобно вполголоса бормотала...
Явилась мысль очень странная и даже обидная: всюду на пути его расставлены знакомые люди, расставлены как бы для того, чтоб следить: куда он идет? Ветер сбросил с крыши на
голову жандарма кучу снега, снег
попал за ворот Клима Ивановича, набился
в ботики. Фасад двухэтажного деревянного дома дымился белым дымом,
в нем что-то выло, скрипело.
— Социализм, по его идее, древняя, варварская форма угнетения личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал
голову, прямые пряди черных волос обнажали на секунду угловатый лоб, затем
падали на уши, на щеки, лицо становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел
в этой маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.