Неточные совпадения
— Во сне сколько ни ешь — сыт не будешь, а ты — во сне онучи жуешь. Какие мы хозяева на земле?
Мой сын, студент второго курса, в хозяйстве понимает больше нас. Теперь, брат, живут по жидовской науке политической экономии, ее даже девчонки учат.
Продавай все и — едем! Там деньги сделать можно, а здесь — жиды, Варавки, черт знает что…
Продавай…
— Отец
мой несчастливо в карты играл, и когда, бывало, проиграется, приказывает маме разбавлять молоко водой, — у нас было две коровы. Мама
продавала молоко, она была честная, ее все любили, верили ей. Если б ты знал, как она мучилась, плакала, когда ей приходилось молоко разбавлять. Ну, вот, и мне тоже стыдно, когда я плохо пою, — понял?
— Ты
продашь все. Деньги — независимость, милый. В сумке. И в портфеле, в чемодане. Ах, боже
мой!.. Неужели… нет — неужели я… Погаси огонь над кроватью… Режет глаза.
— Фабричные, мастеровые, кто наделы сохранил, теперь
продают их, — ломают деревню, как гнилое дерево!
Продают землю как-то зря. Сосед
мой, ткач,
продал полторы десятины за четыреста восемьдесят целковых, сына обездолил, парень на крахмальный завод нанялся. А печник из села, против нас, за одну десятину взял четыреста…
— Я пошутила, милый
мой Клим Иванович. Ничего не надо мне. Я не жадная. Антона уговорила застраховаться в
мою пользу, это — да! Но уж если
продавать себя, так — недешево. Верно?
— Я постараюсь
продать мое имение человеку, которого я буду знать с хорошей стороны, — произнес он не без запинки, — или, быть может, сами крестьяне захотят откупиться.
Неточные совпадения
— Напрасно сделал.
Мое писанье — это в роде тех корзиночек из резьбы, которые мне
продавала бывало Лиза Мерцалова из острогов. Она заведывала острогами в этом обществе, — обратилась она к Левину. — И эти несчастные делали чудеса терпения.
— Смотри не опоздай — сказал только Яшвин, и, чтобы переменить разговор: — Что
мой саврасый, служит хорошо? — спросил он, глядя в окно, про коренного, которого он
продал.
— Послушайте, Максим Максимыч! — сказал Печорин, приподнявшись. — Ведь вы добрый человек, — а если отдадим дочь этому дикарю, он ее зарежет или
продаст. Дело сделано, не надо только охотою портить; оставьте ее у меня, а у себя
мою шпагу…
Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… но свободы
моей не
продам.
— Вы, матушка, — сказал он, — или не хотите понимать слов
моих, или так нарочно говорите, лишь бы что-нибудь говорить… Я вам даю деньги: пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? Ведь это деньги. Вы их не сыщете на улице. Ну, признайтесь, почем
продали мед?