Неточные совпадения
Ее
рассказы почти всегда раздражали Лидию, но изредка смешили и ее. Смеялась Лидия осторожно, неуверенно и резкими звуками, а посмеявшись немного, оглядывалась, нахмурясь, точно виноватая в неуместном поступке. Сомова приносила
романы, давала их читать Лидии, но, прочитав «Мадам Бовари», Лидия сказала сердито...
Она говорила о студентах, влюбленных в актрис, о безумствах богатых кутил в «Стрельне» и у «Яра», о новых шансонетных певицах в капище Шарля Омона, о несчастных
романах, запутанных драмах. Самгин находил, что говорит она не цветисто, неумело, содержание ее
рассказов всегда было интереснее формы, а попытки философствовать — плоски. Вздыхая, она произносила стертые фразы...
Вспоминать о Лидии он запрещал себе, воспоминания о ней раздражали его. Как-то, в ласковый час, он почувствовал желание подробно рассказать Варваре свой
роман; он испугался, поняв, что этот
рассказ может унизить его в ее глазах, затем рассердился на себя и заодно на Варвару.
Глядя, как они, окутанные в яркие ткани, в кружевах, цветах и страусовых перьях, полулежа на подушках причудливых экипажей, смотрят на людей равнодушно или надменно, ласково или вызывающе улыбаясь, он вспоминал суровые
романы Золя, пряные
рассказы Мопассана и пытался определить, которая из этих женщин родня Нана или Рене Саккар, m-me де Бюрн или героиням Октава Фелье, Жоржа Онэ, героиням модных пьес Бернштейна?
«Сомову он расписал очень субъективно, — думал Самгин, но, вспомнив
рассказ Тагильского, перестал думать о Любаше. — Он стал гораздо мягче, Кутузов. Даже интереснее. Жизнь умеет шлифовать людей. Странный день прожил я, — подумал он и не мог сдержать улыбку. — Могу продать дом и снова уеду за границу, буду писать мемуары или —
роман».
Неточные совпадения
Из этого видно, что у всех, кто не бывал на море, были еще в памяти старые
романы Купера или
рассказы Мариета о море и моряках, о капитанах, которые чуть не сажали на цепь пассажиров, могли жечь и вешать подчиненных, о кораблекрушениях, землетрясениях.
Впрочем, я даже рад тому, что
роман мой разбился сам собою на два
рассказа «при существенном единстве целого»: познакомившись с первым
рассказом, читатель уже сам определит: стоит ли ему приниматься за второй?
Здесь не место начинать об этой новой страсти Ивана Федоровича, отразившейся потом на всей его жизни: это все могло бы послужить канвой уже иного
рассказа, другого
романа, который и не знаю, предприму ли еще когда-нибудь.
Вот про этого-то Алексея мне всего труднее говорить теперешним моим предисловным
рассказом, прежде чем вывести его на сцену в
романе.
Так вот перед такими-то все-таки сердцу легче: несмотря на всю их аккуратность и добросовестность, все-таки даю им самый законный предлог бросить
рассказ на первом эпизоде
романа.