Неточные совпадения
Варавка схватил его и стал подкидывать к потолку, легко, точно мяч. Вскоре после этого привязался неприятный доктор Сомов, дышавший запахом водки и соленой рыбы; пришлось выдумать, что его фамилия круглая, как бочонок. Выдумалось, что дедушка говорит лиловыми
словами. Но, когда он
сказал, что люди сердятся по-летнему и по-зимнему, бойкая дочь Варавки, Лида, сердито крикнула...
Клим довольно рано начал замечать, что в правде взрослых есть что-то неверное, выдуманное. В своих беседах они особенно часто говорили о царе и народе. Коротенькое, царапающее словечко — царь — не вызывало у него никаких представлений, до той поры, пока Мария Романовна не
сказала другое
слово...
Говорила она редко, скупо;
скажет два-три
слова и надолго замолчит, глядя в угол.
Но ее надорванный голос всегда тревожил Клима, заставляя ждать, что эта остроносая женщина
скажет какие-то необыкновенные
слова, как она это уже делала.
Вступительный экзамен в гимназию Дронов сдал блестяще, Клим — не выдержал. Это настолько сильно задело его, что, придя домой, он ткнулся головой в колена матери и зарыдал. Мать ласково успокаивала его,
сказала много милых
слов и даже похвалила...
Он поздоровался с ним небрежно, сунув ему руку и тотчас же спрятав ее в карман; он снисходительно улыбнулся в лицо врага и, не
сказав ему ни
слова, пошел прочь.
«Хорошо
сказал», — подумал Клим и, чтоб оставить последнее
слово за собой, вспомнил
слова Варавки...
Это так смутило его, что он забыл ласковые
слова, которые хотел
сказать ей, он даже сделал движение в сторону от нее, но мать сама положила руку на плечи его и привлекла к себе, говоря что-то об отце, Варавке, о мотивах разрыва с отцом.
Клим взглянул на нее почти с досадой; она
сказала как раз то, что он чувствовал, но для чего не нашел еще
слов.
— Не понимаю, —
сказала Лидия, подняв брови, а Клим, рассердясь на себя за
слова, на которые никто не обратил внимания, сердито пробормотал...
— Не притворяйся, — Клим хотел
сказать это
слово строго, но не сумел и даже улыбнулся.
Он
сказал несколько
слов еще более грубых и заглушил ими спор, вызвав общее смущение, ехидные усмешки, иронический шепот. Дядя Яков, больной, полулежавший на диване в груде подушек, спросил вполголоса, изумленно...
Он сейчас же понял, что
сказал это не так, как следовало, не теми
словами. Маргарита, надевая новые ботинки, сидела согнувшись, спиною к нему. Она ответила не сразу и спокойно...
Климу хотелось отстегнуть ремень и хлестнуть по лицу девушки, все еще красному и потному. Но он чувствовал себя обессиленным этой глупой сценой и тоже покрасневшим от обиды, от стыда, с плеч до ушей. Он ушел, не взглянув на Маргариту, не
сказав ей ни
слова, а она проводила его укоризненным восклицанием...
Говорила она вполголоса, захлебываясь
словами, ее овечьи глаза сияли радостью, и Клим видел, что она готова рассказывать о Томилине долго. Из вежливости он послушал ее минуты три и раскланялся с нею, когда она
сказала, вздохнув...
Клим слушал, не говоря ни
слова. Мать говорила все более высокомерно, Варавка рассердился, зачавкал, замычал и ушел. Тогда мать
сказала Климу...
В
словах ее Клим чувствовал брезгливость, он вскочил с дивана, и с невероятной быстротой между ними разыгралась ссора. Клим
сказал тоном старшего...
Он смотрел в ее серьезное лицо, в печальные глаза, ему хотелось
сказать ей очень злые
слова, но они не сползали с языка.
Сегодня она
сказала нечто непонятное: Макаров стрелялся из страха пред любовью, так надо понять ее
слова.
Макаров, выздоровев, уже уехал в университет, он сделал это несколько подозрительно торопливо; прощаясь с Климом, крепко стиснул руку его, но
сказал только два
слова...
Она снова замолчала,
сказав, видимо, не то, что хотелось, а Клим, растерянно ловя отдельные фразы, старался понять: чем возмущают его
слова матери?
— Мое отношение к ее отцу… — слышал он, соображая, какими
словами напомнить ей, что он уже взрослый человек. И вдруг
сказал небрежно, нахмурясь...
Слушая сквозь свои думы болтовню Маргариты, Клим еще ждал, что она
скажет ему, чем был побежден страх ее, девушки, пред первым любовником? Как-то странно, вне и мимо его, мелькнула мысль: в
словах этой девушки есть нечто общее с бойкими речами Варавки и даже с мудрыми глаголами Томилина.
А когда он объяснил свои
слова, она
сказала...
И, охнув, когда Клим пожал ей руку, объяснила, что у нее ревматизм. Торопливо, мелкими
словами она стала расспрашивать о Варавке, но вошла пышная девица, обмахивая лицо, как веером, концом толстой косы золотистого цвета, и
сказала густым альтом...
Климу захотелось
сказать ей какое-то ласковое
слово, но он сломал ножку рюмки.
— Очень начитана, —
сказал Клим, чтоб
сказать что-нибудь, а Туробоев тихонько добавил к своим
словам...
Но у него не хватало смелости
сказать эти
слова.
«Игра», —
сказал он себе, но это
слово вспомнилось не сразу.
Она стала молчаливее и говорила уже не так жарко, не так цветисто, как раньше. Ее нежность стала приторной, в обожающем взгляде явилось что-то блаженненькое. Взгляд этот будил в Климе желание погасить его полуумный блеск насмешливым
словом. Но он не мог поймать минуту, удобную для этого; каждый раз, когда ему хотелось
сказать девушке неласковое или острое
слово, глаза Нехаевой, тотчас изменяя выражение, смотрели на него вопросительно, пытливо.
Клима поразила дерзость этих
слов, и они еще плотнее легли в память его, когда Туробоев, продолжая спор,
сказал...
Она была одета парадно, как будто ожидала гостей или сама собралась в гости. Лиловое платье, туго обтягивая бюст и торс, придавало ее фигуре что-то напряженное и вызывающее. Она курила папиросу, это — новость. Когда она
сказала: «Бог мой, как быстро летит время!» — в тоне ее
слов Клим услышал жалобу, это было тоже не свойственно ей.
—
сказала Алина последнее
слово стихотворения и опустилась на табурет у рояля, закрыв лицо ладонями.
Раньше чем Самгин успел
сказать, что не понимает ее
слов, Лидия спросила, заглянув под его очки...
— «А вы бы,
сказала, своими
словами говорили, может быть, забавнее выйдет».
— Можно
сказать несколько
слов? — спросил Туробоев. И, не ожидая разрешения, заговорил, не глядя на Лютова...
Эти
слова мужик произнес шепотом. Затем, посмотрев на реку из-под ладони, он
сказал, тоже очень тихо...
Маленький пианист в чесунчовой разлетайке был похож на нетопыря и молчал, точно глухой, покачивая в такт
словам женщин унылым носом своим. Самгин благосклонно пожал его горячую руку, было так хорошо видеть, что этот человек с лицом, неискусно вырезанным из желтой кости, совершенно не достоин красивой женщины, сидевшей рядом с ним. Когда Спивак и мать обменялись десятком любезных фраз, Елизавета Львовна, вздохнув,
сказала...
Усмехаясь, Клим подбирал
слова поострее, хотелось
сказать о Лютове что-то очень злое, но он не успел сделать этого — вбежала Алина.
Напевая, Алина ушла, а Клим встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил в нем не однажды испытанное чувство острой неприязни к этому человеку с эспаньолкой, каких никто не носит. Самгин понимал, что не в силах спорить с ним, но хотел оставить последнее
слово за собою. Глядя в окно, он
сказал...
— Он
сказал: не быват. Зачем они укорачивают
слова? Не быват, бат — вместо бает, гляит — вместо глядит?
От синих изразцов печки отделился, прихрамывая, лысый человек, в длинной, ниже колен, чесунчовой рубахе, подпоясанной толстым шнурком с кистями, и
сказал, всхрапнув, всасывая
слова...
Двигался он тяжело, как мужик за сохою, и вообще в его фигуре, жестах,
словах было много мужицкого. Вспомнив толстовца, нарядившегося мужиком, Самгин
сказал Макарову...
Сказав что-нибудь в народном и бытовом тоне, он кашлял в рукав особенно длительно и раздумчиво. А минут через пять говорил иначе и как бы мысленно прощупывая прочность
слов.
Клим чувствовал себя пылающим. Он хотел
сказать множество обидных, но неотразимо верных
слов, хотел заставить молчать этих людей, он даже просил, устав сердиться...
— Случилось какое-то… несчастие, — ответил Клим.
Слово несчастие он произнес не сразу, нетвердо, подумав, что надо бы
сказать другое
слово, но в голове его что-то шумело, шипело, и
слова не шли на язык.
— Жестокие, сатанинские
слова сказал пророк Наум. Вот, юноши, куда посмотрите: кары и мести отлично разработаны у нас, а — награды? О наградах — ничего не знаем. Данты, Мильтоны и прочие, вплоть до самого народа нашего, ад расписали подробнейше и прегрозно, а — рай? О рае ничего нам не сказано, одно знаем: там ангелы Саваофу осанну поют.
И вдруг Самгин почувствовал, что его обожгло возмущение: вот это испорченное тело Лидия будет обнимать, может быть, уже обнимала? Эта мысль тотчас же вытолкнула его из кухни. Он быстро прошел в комнату Варвары, готовясь
сказать Лидии какие-то сокрушительные
слова.
Клим ушел, не
сказав Лидии ни
слова.
Впереди, на черных холмах, сверкали зубастые огни трактиров; сзади, над массой города, развалившейся по невидимой земле, колыхалось розовато-желтое зарево. Клим вдруг вспомнил, что он не рассказал Пояркову о дяде Хрисанфе и Диомидове. Это очень смутило его: как он мог забыть? Но он тотчас же сообразил, что вот и Маракуев не спрашивает о Хрисанфе, хотя сам же
сказал, что видел его в толпе. Поискав каких-то внушительных
слов и не найдя их, Самгин
сказал...