— Да ведь сказать — трудно! Однако — как не скажешь? Народу у нас оказывается лишнего много, а землишки — мало. На
сытую жизнь не хватает земли-то. В Сибирь крестьяне самовольно не идут, а силком переселять у начальства… смелости нет, что ли? Вы простите! Говорю, как думаю.
Неточные совпадения
— Да, да, Степа, литература откололась от
жизни, изменяет народу; теперь пишут красивенькие пустячки для забавы
сытых; чутье на правду потеряно…
И живая женщина за столом у самовара тоже была на всю
жизнь сыта: ее большое, разъевшееся тело помещалось на стуле монументально крепко, непрерывно шевелились малиновые губы, вздувались сафьяновые щеки пурпурного цвета, колыхался двойной подбородок и бугор груди.
Это не самые богатые люди, но они именно те «чернорабочие, простые люди», которые, по словам историка Козлова, не торопясь налаживают крепкую
жизнь, и они значительнее крупных богачей, уже
сытых до конца дней, обленившихся и равнодушных к
жизни города.
«В этом есть доля истины — слишком много пошлых мелочей вносят они в
жизнь. С меня довольно одной комнаты. Я —
сыт сам собою и не нуждаюсь в людях, в приемах, в болтовне о книгах, театре. И я достаточно много видел всякой бессмыслицы, у меня есть право не обращать внимания на нее. Уеду в провинцию…»
Кроме этого, он ничего не нашел, может быть — потому, что торопливо искал. Но это не умаляло ни женщину, ни его чувство досады; оно росло и подсказывало: он продумал за двадцать лет огромную полосу
жизни, пережил множество разнообразных впечатлений, видел людей и прочитал книг, конечно, больше, чем она; но он не достиг той уверенности суждений, того внутреннего равновесия, которыми, очевидно, обладает эта большая,
сытая баба.
«Это можно понять как символическое искание смысла
жизни. Суета сует. Метафизика дикарей. Возможно, что и просто — скука
сытых людей».
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой,
сытые, но угнетаемые скукой
жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
Благодаря преданности дворни, любившей свою госпожу за кроткое обращение и
сытую жизнь, и, кроме того, по обычаю русских людей, не любивших «выносить сора из избы», многое из интимной жизни княжны осталось неузнанным, и сами дворовые люди говорили о многом, происходящем в доме, пониженным шепотом.
Неточные совпадения
—
Сытых немало, честных нет! — говорил хохол. — Мы должны построить мостик через болото этой гниючей
жизни к будущему царству доброты сердечной, вот наше дело, товарищи!
— Разве мы хотим быть только
сытыми? Нет! — сам себе ответил он, твердо глядя в сторону троих. — Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза, что мы все видим, — мы не глупы, не звери, не только есть хотим, — мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать врагам, что наша каторжная
жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними в уме и даже встать выше их!..
Потому что мне с детства твердили и теперь все кругом говорят, что самое главное в
жизни — это служить и быть
сытым и хорошо одетым.
Изредка, время от времени, в полку наступали дни какого-то общего, повального, безобразного кутежа. Может быть, это случалось в те странные моменты, когда люди, случайно между собой связанные, но все вместе осужденные на скучную бездеятельность и бессмысленную жестокость, вдруг прозревали в глазах друг у друга, там, далеко, в запутанном и угнетенном сознании, какую-то таинственную искру ужаса, тоски и безумия. И тогда спокойная,
сытая, как у племенных быков,
жизнь точно выбрасывалась из своего русла.
Торжество той или другой идеи производит известные изменения в политических сферах и в то же время представляет собой торжество журналистики соответствующего оттенка. Журналистика не стоит в стороне от
жизни страны, считая подписчиков и рассчитывая лишь на то, чтобы журнальные воротилы были
сыты, а принимает действительное участие в
жизни. Стоит вспомнить июльскую монархию и ее представителя, Луи-Филиппа, чтобы убедиться в этом.