Неточные совпадения
Торопливо вбегала Таня Куликова, ее незначительное,
с трудом запоминаемое лицо при
виде Томилина темнело, как темнеют от старости фаянсовые тарелки.
Наискось, почти напротив дома Самгиных, каменщики разрушали старое, казарменного
вида двухэтажное здание,
с маленькими, угрюмыми окнами, когда-то окрашенное желтой краской...
Клим не мог представить его иначе, как у рояля, прикованным к нему, точно каторжник к тачке, которую он не может сдвинуть
с места. Ковыряя пальцами двуцветные кости клавиатуры, он извлекал из черного сооружения негромкие ноты, необыкновенные аккорды и, склонив набок голову, глубоко спрятанную в плечи, скосив глаза, присматривался к звукам. Говорил он мало и только на две темы:
с таинственным
видом и тихим восторгом о китайской гамме и жалобно,
с огорчением о несовершенстве европейского уха.
Подумалось также, что люди, знакомые ему, собираются вокруг его
с подозрительной быстротой, естественной только на сцене театра или на улице, при
виде какого-нибудь несчастия. Ехать в город — не хотелось, волновало любопытство: как встретит Лидия Туробоева?
Дядя Хрисанф имел
вид сугубо парадный; шлифованная лысина его торжественно сияла, и так же сияли ярко начищенные сапоги
с лакированными голенищами. На плоском лице его улыбки восторга сменялись улыбками смущения; глазки тоже казались начищенными, они теплились, точно огоньки двух лампад, зажженных в емкой душе дяди.
Пришел я, хочу сесть, а он пододвигает мне странного
вида легкий стульчик, на тонких, золоченых ножках,
с бархатным сидением: садитесь пожалуйста!
— Тут уж есть эдакое… неприличное, вроде как о предках и родителях бесстыдный разговор в пьяном
виде с чужими, да-с! А господин Томилин и совсем ужасает меня. Совершенно как дикий черемис, — говорит что-то, а понять невозможно. И на плечах у него как будто не голова, а гнилая и горькая луковица. Робинзон — это, конечно, паяц, — бог
с ним! А вот бродил тут молодой человек, Иноков, даже у меня был раза два… невозможно вообразить, на какое дело он способен!
Тогда он вспоминал
вид с крыши на Ходынское поле, на толстый, плотно спрессованный слой человеческой икры.
В черном плаще, в широкой шляпе
с загнутыми полями и огромным пепельного цвета пером,
с тростью в руке, она имела
вид победоносный, великолепное лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд смотрел на нее
с почтительным изумлением, сняв фуражку.
В пестрой ситцевой рубахе, в измятом, выцветшем пиджаке, в ботинках, очень похожих на башмаки деревенской бабы, он имел
вид небогатого лавочника. Волосы подстрижены в скобку, по-мужицки; широкое, обветренное лицо
с облупившимся носом густо заросло темной бородою, в глазах светилось нечто хмельное и как бы даже виноватое.
В столовой, у стола, сидел другой офицер, небольшого роста,
с темным лицом, остроносый, лысоватый, в седой щетине на черепе и верхней губе, человек очень пехотного
вида; мундир его вздулся на спине горбом, воротник наехал на затылок. Он перелистывал тетрадки и, когда вошел Клим, спросил, взглянув на него плоскими глазами...
— Вы этим — не беспокойтесь, я
с юных лет пьян и в другом
виде не помню, когда жил. А в этом — половине лучших московских кухонь известен.
Вполголоса напевая, женщина поправляла прическу, делала
вид, будто гримируется, затем, сбросив
с плеч мантию, оставалась в пенном облаке кружев и медленно,
с мечтательной улыбкой, раза два, три, проходила пред рампой.
— Революция
с подстрекателями, но без вождей… вы понимаете? Это — анархия. Это — не может дать результатов, желаемых разумными силами страны. Так же как и восстание одних вождей, — я имею в
виду декабристов, народовольцев.
Люди шли не торопясь, угрюмо оглядываясь назад, но некоторые бежали, толкая попутчиков, и у всех был такой растерянный
вид, точно никто из них не знал, зачем и куда идет он, Самгин тоже не знал этого. Впереди его шагала, пошатываясь, женщина, без шляпки,
с растрепанными волосами, она прижимала к щеке платок, смоченный кровью; когда Самгин обогнал ее, она спросила...
Ехали в тумане осторожно и медленно, остановились у одноэтажного дома в четыре окна
с парадной дверью; под новеньким железным навесом, в медальонах между окнами, вылеплены были гипсовые птицы странного
вида, и весь фасад украшен аляповатой лепкой, гирляндами цветов. Прошли во двор; там к дому примыкал деревянный флигель в три окна
с чердаком; в глубине двора, заваленного сугробами снега, возвышались снежные деревья сада. Дверь флигеля открыла маленькая старушка в очках, в коричневом платье.
— Ну, ладно, я не спорю, пусть будет и даже в самом совершенном
виде! — живо откликнулся Бердников и, подмигнув Самгину, продолжал: — Чего при мне не случится, то меня не беспокоит, а до благоденственного времени, обещанного Чеховым, я как раз не дотяну. Нуте-с, выпьемте за прекрасное будущее!
— Великий мастер празднословия, — лениво, однако
с явной досадой сказал Попов, наливая Климу красного вина. — Вы имейте в
виду: ему дорого не то, что он говорит, а то — как!
После полудня он сидел у следователя в комнате
с окном во двор и
видом на поленницу березовых дров.
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого офицера, и скромного
вида человек
с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова в молодости. Студент взял карту кушаний в руки, закрыл ею румяное лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно заговорил, как бы читая по карте...
Дронов поставил на его место угрюмого паренька, в черной суконной косоворотке, скуластого,
с оскаленными зубами, и уже внешний
вид его действовал Самгину на нервы.