Неточные совпадения
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда одетая в черное, ее фигура вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по двору или гуляла в саду с книгой в руках,
тень ее казалась тяжелей и гуще, чем
тени всех
других людей,
тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Под кожей, судорожно натягивая ее, вздымались детски тонкие ребра, и было странно видеть, что одна из глубоких ям за ключицами освещена, а в
другой лежит
тень.
Когда стемнело и пароход стали догонять черные обрывки туч, омрачая
тенями воду и землю, — встретился
другой пароход, ярко освещенный.
Брякая кандалами, рисуясь своим молодечеством, по двору расхаживали каторжане, а в
тени, вдоль стены, гуляли, сменяя
друг друга, Корнев, Дунаев, статистик Смолин и еще какие-то незнакомые люди.
Появились пешие полицейские, но толпа быстро всосала их, разбросав по площади; в тусклых окнах дома генерал-губернатора мелькали, двигались
тени, в одном окне вспыхнул огонь, а в
другом, рядом с ним, внезапно лопнуло стекло, плюнув вниз осколками.
«Возраст охлаждает чувство. Я слишком много истратил сил на борьбу против чужих мыслей, против шаблонов», — думал он, зажигая спичку, чтоб закурить новую папиросу. Последнее время он все чаще замечал, что почти каждая его мысль имеет свою
тень, свое эхо, но и та и
другое как будто враждебны ему. Так случилось и в этот раз.
Он отбрасывал их от себя, мял, разрывал руками, люди лопались в его руках, как мыльные пузыри; на секунду Самгин видел себя победителем, а в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и гнали по пространству, лишенному
теней, к дымчатому небу; оно опиралось на землю плотной, темно-синей массой облаков, а в центре их пылало
другое солнце, без лучей, огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее на жерло печи, — на этом солнце прыгали черненькие шарики.
Придерживая очки, Самгин взглянул в щель и почувствовал, что он как бы падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет отражается на поверхности воды, налитой в чан, — вода наполняла его в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом;
другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как земля. В центре кольца на воде, — точно углубление в ней, — бесформенная
тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
По бульварам нарядного города, под ласковой
тенью каштанов, мимо хвастливо богатых витрин магазинов и ресторанов, откуда изливались на панели смех и музыка, шумно двигались навстречу
друг другу веселые мужчины, дамы, юноши и девицы; казалось, что все они ищут одного — возможности безобидно посмеяться, покричать, похвастаться своим уменьем жить легко.
Литератор откинулся пред ним на спинку стула, его красивое лицо нахмурилось, покрылось серой
тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он взял из коробки на столе папиросу, женщина у самовара вполголоса напомнила ему: «Ты бросил курить!», тогда он, швырнув папиросу на мокрый медный поднос, взял
другую и закурил, исподлобья и сквозь дым глядя на оратора.
Когда же полдень над главою // Горел в лучах, то пленник мой // Сидел в пещере, где от зною // Он мог сокрыться. Под горой // Ходили табуны. — Лежали // В
тени другие пастухи, // В кустах, в траве и близ реки, // В которой жажду утоляли… // И там-то пленник мой глядит: // Как иногда орел летит, // По ветру крылья простирает, // И видя жертвы меж кустов, // Когтьми хватает вдруг, — и вновь // Их с криком кверху поднимает… // Так! думал он, я жертва та, // Котора в пищу им взята.
Неточные совпадения
Вот вышла из мрака одна
тень, хлопнула: раз-раз! — и исчезла неведомо куда; смотришь, на место ее выступает уж
другая тень и тоже хлопает, как попало, и исчезает…"Раззорю!","Не потерплю!" — слышится со всех сторон, а что разорю, чего не потерплю — того разобрать невозможно.
Опять шли гуськом
тени одна за
другой, всё шли, всё шли…
Таинственные
тени гуськом шли одна за
другой, застегнутые, выстриженные, однообразным шагом, в однообразных одеждах, всё шли, всё шли…
Когда фантастический провал поглощал достаточное количество фантастических
теней, Угрюм-Бурчеев, если можно так выразиться, перевертывался на
другой бок и снова начинал
другой такой же сон.
Два мальчика в
тени ракиты ловили удочками рыбу. Один, старший, только что закинул удочку и старательно выводил поплавок из-за куста, весь поглощенный этим делом;
другой, помоложе, лежал на траве, облокотив спутанную белокурую голову на руки, и смотрел задумчивыми голубыми глазами на воду. О чем он думал?