Неточные совпадения
— Ну, нам пора, — говорил он грубовато. Томилин пожимал
руки теплой и влажной
рукой, вяло улыбался и никогда не приглашал их к себе.
А женщина, пожав
руку его
теплыми пальцами, другой
рукой как будто сняла что-то с полы его тужурки и, спрятав за спину, сказала, широко улыбаясь...
Часа через полтора Самгин шагал по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный
теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя было обидно идти по пустым улицам за человеком, который, сунув
руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли ногами, точно он себя нес на
руках, охватив ими бедра свои.
Явился писатель Никодим Иванович,
тепло одетый в толстый, коричневый пиджак, обмотавший шею клетчатым кашне; покашливая в рукав, он ходил среди людей, каждому уступая дорогу и поэтому всех толкал. Обмахиваясь веером, вошла Варвара под
руку с Татьяной; спросив чаю, она села почти рядом с Климом, вытянув чешуйчатые ноги под стол. Тагильский торопливо надел измятую маску с облупившимся носом, а Татьяна, кусая бутерброд, сказала...
Через час Клим Самгин вошел в кабинет патрона. Большой, солидный человек, сидя у стола в халате, протянул ему
теплую, душистую
руку, пошевелил бровями и, пытливо глядя в лицо, спросил вполголоса...
Самгин глубоко вдыхал сыроватый и даже как будто
теплый воздух, прислушиваясь к шороху снега, различая в нем десятки и сотни разноголосых, разноречивых слов. Сзади зашумело; это Лютов, вставая, задел
рукою тарелку с яблоками, и два или три из них шлепнулись на пол.
«Вождь», — соображал Самгин, усмехаясь, и жадно пил
теплый чай, разбавленный вином. Прыгал коричневый попик. Тело дробилось на единицы, они принимали знакомые образы проповедника с тремя пальцами, Диомидова, грузчика, деревенского печника и других, озорниковатых, непокорных судьбе. Прошел в памяти Дьякон с толстой книгой в
руках и сказал, точно актер, играющий Несчастливцева...
— Стой, братцы! Это — из Варавкина дома. — Он схватил Клима за правую
руку, заглянул в лицо его, обдал запахом
теплой водки и спросил: — Верно? Ну — по совести?
Сунув
руки в
теплый воздух и потирая их, хотя они не озябли, Самгин спросил...
Самгин ожидал не этого; она уже второй раз как будто оглушила, опрокинула его. В глаза его смотрели очень яркие, горячие глаза; она поцеловала его в лоб, продолжая говорить что-то, — он, обняв ее за талию, не слушал слов. Он чувствовал, что
руки его, вместе с физическим
теплом ее тела, всасывают еще какое-то иное
тепло. Оно тоже согревало, но и смущало, вызывая чувство, похожее на стыд, — чувство виновности, что ли? Оно заставило его прошептать...
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой человек в
теплом пиджаке, подпоясанном широким ремнем, в валенках, облепленный с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил
руки Марины, сунул в ее ладони лохматую голову и, целуя ладони ее, замычал.
Летний дождь шумно плескал в стекла окон, трещал и бухал гром, сверкали молнии, освещая стеклянную пыль дождя; в пыли подпрыгивала черная крыша с двумя гончарными трубами, — трубы были похожи на воздетые к небу
руки без кистей. Неприятно
теплая духота наполняла зал, за спиною Самгина у кого-то урчало в животе, сосед с левой
руки после каждого удара грома крестился и шептал Самгину, задевая его локтем...
Это было дома у Марины, в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта,
теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев в саду; мелкие белые облака паслись в небе, поглаживая луну, никель самовара на столе казался голубым, серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина — в широчайшем белом капоте, — в широких его рукавах сверкают голые, сильные
руки. Когда он пришел — она извинилась...
«Кошмар», — подумал он, опираясь
рукою о стену, нащупывая ногою ступени лестницы. Пришлось снова зажечь спичку. Рискуя упасть, он сбежал с лестницы, очутился в той комнате, куда сначала привел его Захарий, подошел к столу и жадно выпил стакан противно
теплой воды.
В конце концов было весьма приятно сидеть за столом в маленькой, уютной комнате, в
теплой, душистой тишине и слушать мягкий, густой голос красивой женщины. Она была бы еще красивей, если б лицо ее обладало большей подвижностью, если б темные глаза ее были мягче.
Руки у нее тоже красивые и очень ловкие пальцы.
Он указал
рукой на дверь в гостиную. Самгин приподнял тяжелую портьеру, открыл дверь, в гостиной никого не было, в углу горела маленькая лампа под голубым абажуром. Самгин брезгливо стер платком со своей
руки ощущение
теплого, клейкого пота.
Неточные совпадения
— А! княгиня, каково! — сияя радостной улыбкой, сказал Степан Аркадьич, вдруг появившийся в середине толпы. — Неправда ли, славно,
тепло сказал? Браво! И Сергей Иваныч! Вот вы бы сказали от себя так — несколько слов, знаете, ободрение; вы так это хорошо, — прибавил он с нежной, уважительной и осторожной улыбкой, слегка за
руку подвигая Сергея Ивановича.
На правой стороне
теплой церкви, в толпе фраков и белых галстуков, мундиров и штофов, бархата, атласа, волос, цветов, обнаженных плеч и
рук и высоких перчаток, шел сдержанный и оживленный говор, странно отдававшийся в высоком куполе.
Весело было пить из плоской чаши
теплое красное вино с водой, и стало еще веселее, когда священник, откинув ризу и взяв их обе
руки в свою, повел их при порывах баса, выводившего «Исаие ликуй», вокруг аналоя.
И действительно, Левин никогда не пивал такого напитка, как эта
теплая вода с плавающею зеленью и ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с
рукой на косе, во время которой можно было отереть ливший пот, вздохнуть полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и то, что делалось вокруг, в лесу и в поле.
Экой я дурак в самом деле!» Сказавши это, он переменил свой шотландский костюм на европейский, стянул покрепче пряжкой свой полный живот, вспрыснул себя одеколоном, взял в
руки теплый картуз и бумаги под мышку и отправился в гражданскую палату совершать купчую.