Неточные совпадения
А отец Самгин боялся их,
маленький Клим
видел, что отец почти перед каждым из них виновато потирал мягкие, ласковые руки свои и дрыгал ногою.
Первые дни знакомства Клим думал, что Томилин полуслеп, он
видит все вещи не такими, каковы они есть, а крупнее или
меньше, оттого он и прикасается к ним так осторожно, что было даже смешно
видеть это.
Климу предшествовала репутация мальчика исключительных способностей, она вызывала обостренное и недоверчивое внимание учителей и любопытство учеников, которые ожидали
увидеть в новом товарище нечто вроде
маленького фокусника.
Клим решил говорить возможно
меньше и держаться в стороне от бешеного стада
маленьких извергов. Их назойливое любопытство было безжалостно, и первые дни Клим
видел себя пойманной птицей, у которой выщипывают перья, прежде чем свернуть ей шею. Он чувствовал опасность потерять себя среди однообразных мальчиков; почти неразличимые, они всасывали его, стремились сделать незаметной частицей своей массы.
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и
видел две очень красные руки; растопыривая пальцы, эти руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел. Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными глазами на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали
маленькие, красные руки. Клим слышал хриплый вой...
А открыв глаза, он
увидел, что темно-лиловая, тяжелая вода все чаще, сильнее хлопает по плечам Бориса, по его обнаженной голове и что
маленькие, мокрые руки, красно́ поблескивая, подвигаются ближе, обламывая лед.
Из окна своей комнаты он
видел: Варавка, ожесточенно встряхивая бородою, увел Игоря за руку на улицу, затем вернулся вместе с
маленьким, сухоньким отцом Игоря, лысым, в серой тужурке и серых брюках с красными лампасами.
Жена, кругленькая, розовая и беременная, была неистощимо ласкова со всеми.
Маленьким, но милым голосом она, вместе с сестрой своей, пела украинские песни. Сестра, молчаливая, с длинным носом, жила прикрыв глаза, как будто боясь
увидеть нечто пугающее, она молча, аккуратно разливала чай, угощала закусками, и лишь изредка Клим слышал густой голос ее...
Клим почувствовал себя умиленным. Забавно было
видеть, что такой длинный человек и такая огромная старуха живут в игрушечном домике, в чистеньких комнатах, где много цветов, а у стены на
маленьком, овальном столике торжественно лежит скрипка в футляре. Макарова уложили на постель в уютной, солнечной комнате. Злобин неуклюже сел на стул и говорил...
Усталые глаза его
видели во тьме комнаты толпу призрачных, серых теней и среди них
маленькую девушку с лицом птицы и гладко причесанной головой без ушей, скрытых под волосами.
Клим приподнял голову ее, положил себе на грудь и крепко прижал рукою. Ему не хотелось
видеть ее глаза, было неловко, стесняло сознание вины пред этим странно горячим телом. Она лежала на боку,
маленькие, жидкие груди ее некрасиво свешивались обе в одну сторону.
Было что-то нелепое в гранитной массе Исакиевского собора, в прикрепленных к нему серых палочках и дощечках лесов, на которых Клим никогда не
видел ни одного рабочего. По улицам машинным шагом ходили необыкновенно крупные солдаты; один из них, шагая впереди, пронзительно свистел на
маленькой дудочке, другой жестоко бил в барабан. В насмешливом, злокозненном свисте этой дудочки, в разноголосых гудках фабрик, рано по утрам разрывавших сон, Клим слышал нечто, изгонявшее его из города.
Маленький пианист в чесунчовой разлетайке был похож на нетопыря и молчал, точно глухой, покачивая в такт словам женщин унылым носом своим. Самгин благосклонно пожал его горячую руку, было так хорошо
видеть, что этот человек с лицом, неискусно вырезанным из желтой кости, совершенно не достоин красивой женщины, сидевшей рядом с ним. Когда Спивак и мать обменялись десятком любезных фраз, Елизавета Львовна, вздохнув, сказала...
Она не ответила, но Клим
видел, что смуглое лицо ее озабоченно потемнело. Подобрав ноги в кресло, она обняла себя за плечи, сжалась в
маленький комок.
Человеком, сыгравшим свою роль, он
видел известного писателя, большебородого, коренастого старика с
маленькими глазами.
Самгина тяготило ощущение расслабленности, физической тошноты, ему хотелось закрыть глаза и остановиться, чтобы не
видеть, забыть, как падают люди, необыкновенно
маленькие в воздухе.
Они остановились пред окном
маленького домика, и на фоне занавески, освещенной изнутри, Самгин хорошо
видел две головы: встрепанную Инокова и гладкую, в тюбетейке.
И, взяв Прейса за плечо, подтолкнул его к двери, а Клим, оставшись в комнате, глядя в окно на железную крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил с
маленьким изящным евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к Толстому, но он
видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но делает его завидно цельным человеком. Это — так.
Он
видел, что Макаров уже не тот человек, который ночью на террасе дачи как бы упрашивал, умолял послушать его домыслы. Он держался спокойно, говорил уверенно. Курил
меньше, но, как всегда, дожигал спички до конца. Лицо его стало жестким, менее подвижным, и взгляд углубленных глаз приобрел выражение строгое, учительное. Маракуев, покраснев от возбуждения, подпрыгивая на стуле, спорил жестоко, грозил противнику пальцем, вскрикивал...
Она мешала Самгину обдумывать будущее,
видеть себя в нем значительным человеком, который живет устойчиво, пользуется известностью, уважением; обладает хорошо вышколенной женою, умелой хозяйкой и скромной женщиной, которая однако способна говорить обо всем более или менее грамотно. Она обязана неплохо играть роль хозяйки
маленького салона, где собирался бы кружок людей, серьезно занятых вопросами культуры, и где Клим Самгин дирижирует настроением, создает каноны, законодательствует.
— О! Их нет, конечно. Детям не нужно
видеть больного и мертвого отца и никого мертвого, когда они
маленькие. Я давно увезла их к моей матери и брату. Он — агроном, и у него — жена, а дети — нет, и она любит мои до смешной зависти.
В зеркале Самгин
видел, что музыку делает в углу
маленький черный человечек с взлохмаченной головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
Самгин
увидел Никонову человеком типа Тани Куликовой, одним из тех людей, которые механически делают какое-нибудь
маленькое дело, делают потому, что бездарны, слабовольны и не могут свернуть с тропинки, куда их толкнули сильные люди или неудачно сложившиеся обстоятельства.
— Я
видела все это. Не помню когда, наверное —
маленькой и во сне. Я шла вверх, и все поднималось вверх, но — быстрее меня, и я чувствовала, что опускаюсь, падаю. Это был такой горький ужас, Клим, право же, милый… так ужасно. И вот сегодня…
Это было его
маленьким возмездием людям за то, что они не таковы, какими он хотел бы
видеть их.
— Студент Балмашев. Понимаешь, я, кажется,
видела его у Знаменских, его и с ним сестру или невесту, вероятнее — невесту,
маленькая барышня в боа из перьев, с такой армянской, что ли, фамилией…
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин
видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах сверкали
маленькие, узкие глаза.
В этот вечер она была особенно нежна с ним и как-то грустно нежна. Изредка, но все чаще, Самгин чувствовал, что ее примиренность с жизнью, покорность взятым на себя обязанностям передается и ему, заражает и его. Но тут он открыл в ней черту, раньше не замеченную им и родственную Нехаевой: она тоже обладала способностью смотреть на людей издалека и
видеть их
маленькими, противоречивыми.
Осенью Варвара и Кумов уговорили Самгина послушать проповедь Диомидова, и тихим, теплым вечером Самгин
видел его на задворках деревянного, двухэтажного дома, на крыльце
маленькой пристройки с крышей на один скат, с двумя окнами, с трубой, недавно сложенной и еще не закоптевшей.
Обе фигурки на фоне огромного дворца и над этой тысячеглавой, ревущей толпой были игрушечно
маленькими, и Самгину казалось, что чем лучше
видят люди игрушечность своих владык, тем сильнее становится восторг людей.
Самгин
видел пред собою голый череп, круглое лицо с
маленькими глазами, оно светилось, как луна сквозь туман; раскалывалось на ряд других лиц, а эти лица снова соединялись в жуткое одно.
Клим встал, чтоб позвонить. Он не мог бы сказать, что чувствует, но
видел он пред собою площадку вагона и на ней
маленького офицера, играющего золотым портсигаром.
Так неподвижно лег длинный человек в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его красное пятно, — Самгин
видел прозрачный парок над этим пятном; к забору подползал, волоча ногу, другой человек, с зеленым шарфом на шее;
маленькая женщина сидела на земле, стаскивая с ноги своей черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой в колени свои, развела руками, свалилась набок.
Он
видел: вне кружка Спивак люди подозревают, что он говорит
меньше, чем знает, и что он умалчивает о своей роли.
Артиста этого он
видел на сцене театра в царских одеждах трагического царя Бориса,
видел его безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, —
маленькой, кошмарной фигуркой с плетью в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись в ноги коню его;
видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот человек ужас безграничия власти.
Немного выше своих глаз Самгин
видел черноусое, толстощекое лицо, сильно изрытое оспой, и на нем уродливо
маленькие черные глазки, круглые и блестящие, как пуговицы.
Видел, как Любаша, крикнув, подскочила и ударила кулаком в стекло окна, разбив его.
— И очень просто быть пророками в двуглавом вашем государстве. Вы не замечаете, что у вашего орла огромная мужицкая голова смотрит направо, а налево смотрит только
маленькая голова революционеров? Ну, так когда вы свернете голову мужика налево, так вы
увидите, каким он сделает себя царем над вами!
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким
видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой —
маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
— Вот и вы, интеллигенты, отщепенцы, тоже от страха в политику бросаетесь. Будто народ спасать хотите, а — что народ? Народ вам — очень дальний родственник, он вас,
маленьких, и не
видит. И как вы его ни спасайте, а на атеизме обязательно срежетесь. Народничество должно быть религиозным. Земля — землей, землю он и сам отвоюет, но, кроме того, он хочет чуда на земле, взыскует пресветлого града Сиона…
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин
видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на
маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до рассказа Таисьи, исчезла. Он нашел, что фигура этой женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же
маленький, красивый рот. Посмотрев на Марину, он
увидел, что писатель шепчет что-то ей, а она сидит все так же величественно.
Но, находясь в грязненькой, полутемной комнате регистратуры, он
увидел пред собой розовощекого
маленького старичка, старичок весело улыбался, ходил на цыпочках и симпатично говорил мягким тенорком. Самгин не мог бы объяснить, что именно заставило его попробовать устойчивость старичка. Следуя совету Марины, он сказал, что занимается изучением сектантства. Старичок оказался не трудным, — внимательно выслушав деловое предложение, он сказал любезно...
«Бред какой», — подумал Самгин,
видя лицо Захария, как
маленькое, бесформенное и мутное пятно в темноте, и представляя, что лицо это должно быть искажено страхом. Именно — страхом, — Самгин чувствовал, что иначе не может быть. А в темноте шевелились, падали бредовые слова...
Его очень развлекла эта тройка. Он решил провести вечер в театре, — поезд отходил около полуночи. Но вдруг к нему наклонилось косоглазое лицо Лютова, —
меньше всего Самгин хотел бы
видеть этого человека. А Лютов уже трещал...
Протестуя против этого желания и недоумевая, он пошел прочь, но тотчас вернулся, чтоб узнать имя автора. «Иероним Босх» — прочитал он на тусклой, медной пластинке и
увидел еще две
маленьких, но столь же странных.
—
Видела Степана, у него жену посадили в Кресты.
Маленькая такая, куколка, бесцветная, с рыбьей фамилией…
Самгин
увидел, что пухлое, почти бесформенное лицо Бердникова вдруг крепко оформилось, стало как будто
меньше, угловато, да скулах выступили желваки, заострился нос, подбородок приподнялся вверх, губы плотно сжались, исчезли, а в глазах явился какой-то медно-зеленый блеск. Правая рука его, опущенная через ручку кресла, густо налилась кровью.
— Не верю, — крикнул Бердников. — Зачем же вы при ней, ну? Не знаете, скрывает она от вас эту сделку? Узнайте! Вы — не
маленький. Я вам карьеру сделаю. Не дурачьтесь. К черту Пилатову чистоплотность! Вы же
видите: жизнь идет от плохого к худшему. Что вы можете сделать против этого, вы?
Самгин сидел на крайнем стуле у прохода и хорошо
видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и мужчин. Люди первых рядов сидели не очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их было еще
меньше. На хорах не более полусотни безмолвных.
— Черт его знает, — задумчиво ответил Дронов и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел, может быть в департаменте полиции, но —
меньше всего похож на шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает за Тоськой, но — надо
видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и черт не брат.