Неточные совпадения
— А я — не понимаю, — продолжала она с новой, острой усмешкой. — Ни о себе, ни о
людях — не понимаю. Я не умею думать… мне кажется. Или я думаю только о своих же думах. В Москве меня познакомили с одним сектантом, простенький такой, мордочка собаки. Он
качался и бормотал...
Люди поднимались на носки, вытягивали шеи, головы их
качались, поднимаясь и опускаясь.
Три кучи
людей, нанизанных на веревки, зашевелились, закачались, упираясь ногами в землю, опрокидываясь назад, как рыбаки, влекущие сеть, три серых струны натянулись в воздухе; колокол тоже пошевелился,
качнулся нерешительно и неохотно отстал от земли.
Клим пораженно провожал глазами одну из телег. На нее был погружен лишний
человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента голые, разномерные руки; одна была коротенькая, торчала деревянно и растопырив пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись с телеги, она свободно
качалась, и кисть ее, на которой не хватало двух пальцев, была похожа на клешню рака.
Покуривая, улыбаясь серыми глазами, Кутузов стал рассказывать о глупости и хитрости рыб с тем воодушевлением и знанием, с каким историк Козлов повествовал о нравах и обычаях жителей города. Клим, слушая, путался в неясных, но не враждебных мыслях об этом
человеке, а о себе самом думал с досадой, находя, что он себя вел не так, как следовало бы, все время точно
качался на качели.
Пред ними подскакивал и
качался на тонких ножках защитник, небольшой
человек с выпученным животом и седым коком на лысоватой голове; он был похож на петуха и обладал раздражающе звонким голосом.
Самгину очень понравилось, что этот
человек помешал петь надоевшую, неумную песню. Клим,
качаясь на стуле, смеялся. Пьяный шагнул к нему, остановился, присмотрелся и тоже начал смеяться, говоря...
Рядом с ним
люди лезли на забор, царапая сапогами доски; забор трещал,
качался; визгливо и злобно ржали лошади, что-то позванивало, лязгало; звучали необыкновенно хлесткие удары,
люди крякали, охали, тоже визжали, как лошади, и падали, падали…
Прихрамывая,
качаясь, но шагая твердо и широко, раздвигая
людей, как пароход лодки, торопливо прошел трактирщик и подрядчик по извозу Воронов, огромный
человек с лицом, похожим на бараний курдюк, с толстой палкой в руке.
—
Люди интеллигентного чина делятся на два типа: одни —
качаются, точно маятники, другие — кружатся, как стрелки циферблата, будто бы показывая утро, полдень, вечер, полночь. А ведь время-то не в их воле! Силою воображения можно изменить представление о мире, а сущность-то — не изменишь.
За углом, на тумбе, сидел, вздрагивая всем телом,
качаясь и тихонько всхлипывая, маленький, толстый старичок с рыжеватой бородкой, в пальто, измазанном грязью; старичка с боков поддерживали двое: постовой полицейский и
человек в котелке, сдвинутом на затылок; лицо этого
человека было надуто, глаза изумленно вытаращены, он прилаживал мокрую, измятую фуражку на голову старика и шипел, взвизгивал...
Когда лысый втиснулся в цепь, он как бы покачнул, приподнял от пола
людей и придал вращению круга такую быстроту, что отдельные фигуры стали неразличимы, образовалось бесформенное, безрукое тело, — на нем, на хребте его подскакивали,
качались волосатые головы; слышнее, более гулким стал мягкий топот босых ног; исступленнее вскрикивали женщины, нестройные крики эти становились ритмичнее, покрывали шум стонами...
Эти
люди живут на земле, которая не
качается под ними.
Самгину казалось, что шея этого
человека гораздо шире головы и голова не покоится на шее, а воткнута в нее и
качается на ней, точно арбуз на блюде, которое толкает кто-то.
Впереди толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы,
люди в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые,
качались старые
люди с палочками в руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
Крэйтон,
качаясь вместе со стулом, смеялся. Пыльников смотрел на Елену с испугом, остальные пять-шесть
человек ждали — что будет?
Вдоль решетки Таврического сада шла группа
людей, десятка два, в центре, под конвоем трех солдат, шагали двое: один без шапки, высокий, высоколобый, лысый, с широкой бородой медного блеска, борода встрепана, широкое лицо измазано кровью, глаза полуприкрыты, шел он, согнув шею, а рядом с ним прихрамывал,
качался тоже очень рослый, в шапке, надвинутой на брови, в черном полушубке и валенках.
Неточные совпадения
Сегодня мы ушли и вот
качаемся теперь в Тихом океане; но если б и остались здесь, едва ли бы я собрался на берег. Одна природа да животная, хотя и своеобразная, жизнь, не наполнят
человека, не поглотят внимания: остается большая пустота. Для того даже, чтобы испытывать глубже новое, не похожее ни на что свое, нужно, чтоб тут же рядом, для сравнения, была параллель другой, развитой жизни.
Щепетильную застенчивость, осторожность и опрятность прежних лет заменило небрежное молодечество, неряшество нестерпимое; он на ходу
качался вправо и влево, бросался в кресла, обрушался на стол, разваливался, зевал во все горло; с теткой, с
людьми обращался резко.
Влияние Витберга поколебало меня. Но реальная натура моя взяла все-таки верх. Мне не суждено было подниматься на третье небо, я родился совершенно земным
человеком. От моих рук не вертятся столы, и от моего взгляда не
качаются кольца. Дневной свет мысли мне роднее лунного освещения фантазии.
Когда я увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни на Новой улице, за воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и на ней — на скамье — сидел небольшой
человек в суконной круглой шапке, в цепях; на грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми словами, —
человек свесил голову, словно читая надпись, и
качался весь, позванивая цепями.
Это был высокий, сухой и копченый
человек, в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами на костлявом, заржавевшем лице. Он ходил по улице согнувшись, странно
качаясь, и молча, упорно смотрел в землю под ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными глазами, внушало мне боязливое почтение, — думалось, что этот
человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему не надобно.