Неточные совпадения
Храбрый был этот царь Бонапарт, умный был, Москву забрал и всю Русь, а тут — обошёл вокруг крепости ростовской, почесал переносицу,
да и говорит генералам своим: «
Нет, лыцари мои верные, айдате прочь!
— Хошь возраста мне всего полсотни с тройкой,
да жизнь у меня смолоду была трудная, кости мои понадломлены и сердце по ночам болит, не иначе, как сдвинули мне его с места, нет-нет
да и заденет за что-то. Скажем, на стене бы, на пути маятника этого, шишка была, вот так же задевал бы он!
— Была,
да —
нет. А тебе надобен присмотр: женщину надо добрую
да хорошую. Вот я и нашёл…
— Лексей этот сейчас барину донёс. Позвал барин её, позвал и его и приказывает: «Всыпь ей, Алёха, верный раб!» Лексей и сёк её до омморока вплоть. Спрашиваю я его: «Что ж, не нравилась она тебе?» — «
Нет, говорит, нравилась, хорошая девка была, скромная, я всё думал — вот бы за меня такую барину отдать!» — «Чего ж ты, говорю, донёс-то на неё?» — «
Да ведь как же, говорит, коли баринова она!»
А он только глазами мигает
да кланяется — терпенья
нет!
— Власьевна скажет! — прошептала Палага. — Она сама меня на эту дорожку, к тебе, толкала. Надеется всё. Ведь батюшка-то твой нет-нет
да и вспомнит её милостью своею…
«
Да и охоты
нет отстраняться-то, — покорно подумал он. — Пускай будет что будет, али не всё равно?»
—
Да. Батюшка очень его полюбил. — Она задумчиво и печально улыбнулась. — Говорит про него: сей магометанин ко Христу много ближе, чем иные прихожане мои!
Нет, вы подумайте, вдруг сказала она так, как будто давно и много говорила об этом, — вот полюбили друг друга иноплеменные люди — разве не хорошо это? Ведь рано или поздно все люди к одному богу придут…
Я не знала, что такие люди есть, а теперь мне кажется, что я видела их десятки, — таких, которые, говоря
да и
нет, говорят — отстань!
—
Да,
да! Бог — есть, и вы — есть, а связи между вами и богом —
нет…
—
Да вот видите в чём: у человека
нет простой, крепкой веры, и он хочет её выдумать себе, а чего
нет, того не выдумаешь.
— Не туда, сударь, не в ту сторону направляем ум — не за серебро и злато держаться надобно бы, ой,
нет, а вот — за грамоту бы,
да! Серебра-злата надо мно-ого иметь, чтобы его не отняли и давало бы оно силу-власть; а ум-разум — не отнимешь, это входит в самую кость души!
— И было ему тридцать шесть годов о ту пору, как отец послал его в Питер с партией сала, и надумал он отца обойти, прибыл в Питер-то
да депеш отцу и пошли: тятенька-де, цены на сало
нет никакой! Получил старый-то Аржанов депеш, взял медный таз, вышел в прихожую горницу, встал на колени
да, наклоня голову-то над тазом, — чирк себя ножиком по горлу, тут и помер.
—
Да ежели у жидов
нет своего царства!
—
Нет, Иван Андреич, неправда! Он и люди его толка — против глупости, злобы и жадности человечьей! Это люди — хорошие,
да; им бы вот не пришло в голову позвать человека, чтобы незаметно подпоить
да высмеять его; время своё они тратят не на игру в карты, на питьё
да на еду, а на чтение добрых и полезных книг о несчастном нашем российском государстве и о жизни народа; в книгах же доказывается, отчего жизнь плоха и как составить её лучше…
Но скоро он заметил, что между этими людьми не всё в ладу: пили чай, весело балагуря про разные разности, а Никон нет-нет
да и собьётся с весёлого лада: глаза вдруг потемнеют, отуманятся, меж бровей ляжет ижицей глубокая складка, и, разведя ощипанные, но густые светлые усы большим и указательным пальцем, точно очистив путь слову, он скажет в кулак себе что-нибудь неожиданное и как будто — злое.
— И вдруг обнимет сон, как мать родная любимое своё дитя, и покажет всё, чего
нет, окунёт тебя в такие радости, тихие
да чистые, каких и не бывает наяву. Я даже иногда, ложась, молюсь: «Присно дева Мария, пресвятая богородица — навей счастливый сон!»
— Прельстил он меня, как девица. А дела у него
нет, и жить ему нечем. Отцово всё описано за долги и продано. Сухобаев купил.
Да. Определил я его.
— Я как привёл его тогда к ней — по глазам её, по усмешке понял, что дурака играю. Ожгло. После она спрашивает меня, как ты: «Не боишься?» — «
Нет», мол. «А не жалеешь?» Как сознаться, что и жалею и боюсь? Она будто рассердилась: «Никогда, говорит, ты меня честно не любил!
Да». Конечно — врала, глаза прикрыть мне старалась!
— Вот — гляди-ко на меня: ко мне приходило оно, хорошее-то, а я не взял, не умел, отрёкся! Надоел я сам себе, Люба, всю жизнь как на руках себя нёс и — устал, а всё — несу, тяжело уж это мне и не нужно, а я себя тащу, мотаю! Впереди — ничего, кроме смерти,
нет, а обидно ведь умирать-то, никакой жизни не было, так — пустяки
да ожидание: не случится ли что хорошее? Случалось — боялся
да ленился в дружбу с ним войти, и вот — что же?
— Вы сами, Матвей Савельич, говорили, что купеческому сословию должны принадлежать все права, как дворянство сошло и
нет его, а тут — вдруг, оказывается, лезут низшие и мелкие сословия!
Да ежели они в думу эту — господь с ней! — сядут, так ведь это же что будет-с?
— Вот — умер человек, все знали, что он — злой, жадный, а никто не знал, как он мучился, никто. «Меня добру-то забыли поучить,
да и не нужно было это, меня в жулики готовили», — вот как он говорил, и это — не шутка его,
нет! Я знаю! Про него будут говорить злое, только злое, и зло от этого увеличится — понимаете? Всем приятно помнить злое, а он ведь был не весь такой, не весь! Надо рассказывать о человеке всё — всю правду до конца, и лучше как можно больше говорить о хорошем — как можно больше! Понимаете?