…Краснощёкая, курносая Дуняша косит стеклянными глазами и, облизывая языком пухлые,
десятками мужчин целованные губы, говорит, точно во сне бредит...
На другой день поутру несколько
десятков мужчин и женщин стояли у ворот больницы, ожидая, когда вынесут на улицу гроб их товарища.
Видит, в углубленье меж холмов, под ветвистым дубом, сидит человек с
десяток мужчин и женщин: не поют, не читают, а о чем-то тихонько беседу ведут. Возле них небольшой костер сушникá горит. Тускло горит он, курится — дымится, и нет веселья вокруг… то не купальский костер.
В большой столовой, куда вошли офицеры, на одном краю длинного стола сидело за чаем с
десяток мужчин и дам, пожилых и молодых. За их стульями, окутанная легким сигарным дымом, темнела группа мужчин; среди нее стоял какой-то худощавый молодой человек с рыжими бачками и, картавя, о чем-то громко говорил по-английски. Из-за группы, сквозь дверь, видна была светлая комната с голубою мебелью.
В те редкие минуты, когда его рассудок говорил громче сердца, ему ясно представлялось все сумасбродство подобных надежд. Могла ли эта красавица, имеющая
десятки мужчин у своих ног, отдать свою любовь именно ему, человеку, ничем не выдающемуся?
Неточные совпадения
Десятка полтора
мужчин и женщин во главе с хозяйкой дружно аплодировали Самгину, он кланялся, и ему казалось: он стал такой легкий, что рукоплескания, поднимая его на воздух, покачивают. Известный адвокат крепко жал его руку, ласково говорил:
На черных и желтых венских стульях неподвижно и безмолвно сидят люди,
десятка три-четыре
мужчин и женщин, лица их стерты сумраком.
В большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало
десятка два
мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое лицо в широкой раме черной бороды.
Проповедь не интересовала Самгина, он присматривался к людям; на дворе собралось несколько
десятков, большинство
мужчин, видимо, ремесленники; все — пожилые люди.
Уже собралось
десятка полтора зрителей —
мужчин и женщин; из ворот и дверей домов выскакивали и осторожно подходили любопытные обыватели. На подножке пролетки сидел молодой, белобрысый извозчик и жалобно, высоким голосом, говорил, запинаясь: