Неточные совпадения
Пока за столом сидели поп и дьякон, все ели и пили
молча, только Пушкарь неугомонно рассказывал что-то
о военном попе.
Живёт в небесах запада чудесная огненная сказка
о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно
молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Но теперь он начинал чувствовать к ним жадное любопытство чужого человека, ничем не похожего на них. Раньше он стыдился слушать рассказы
о хитрости женщин,
о жадной их плоти, лживом уме, который всегда в плену тела их, а теперь он слушал всё это внимательно и
молча; смотрел в землю, и пред ним из неё выступали очертания нагого тела.
Постоялка сидит согнувшись, спрятав лицо, слушает речь Тиверцева, смотрит, как трясётся его ненужная бородка, как он передвигает с уха на ухо изжёванный картуз; порою она спросит
о чём-нибудь и снова долго
молчит, легонько шлёпая себя маленькой ладонью по лбу, по шее и по щекам.
Замолчал, опустив голову. А Кожемякин думал: отчего это люди чаще вспоминают и рассказывают
о том, как их любили коты, птицы, собаки, лошади, а про людскую любовь
молчат? Или стесняются говорить?
Галатская, вспотев от волнения, стучала ладонью по столу, Цветаев, красный и надутый, угрюмо
молчал, а Рогачев кашлял, неистощимо плевался и примирительно гудел на «
о...
Не раз на глаза навёртывались слёзы; снимая пальцем капельку влаги, он, надув губы, сначала рассматривал её на свет, потом отирал палец
о рубаху, точно давил слезу. Город
молчал, он как бы растаял в зное, и не было его; лишь изредка по улице тихо, нерешительно шаркали чьи-то шаги, — должно быть, проходили в поисках милостыни мужики, очумевшие от голода и опьяняющей жары.
Время шло, и снова возникла скука, хотелось идти в люди, беседовать с ними. Он пробовал разговаривать с Шакиром, — татарин слушал его рассказы
о Тиунове,
о городе,
молча вздыхал, и выцветшие, начинавшие слезиться глаза его опускались.
Кожемякин
молчал, наблюдая, и заметил, что к жене Ревякина все — и сам муж — относятся как-то осторожно, бережно, точно боясь уколоться
о её бойкий взгляд.
На Калиновича она не столько претендовала: он сделал это по ненависти к ней, потому что она никогда, по глупому своему благородству, не могла
молчать о его мерзкой связи с мерзавкой Годневой; но, главное, как губернатору, этому старому хрычу, которому она сама, своими руками, каждый год платила, не стыдно было предать их?..
Но ничего подобного нет. Со всеми этими сочинениями повторяется одно и то же. Люди самых разных взглядов, как верующие, так и — что достойно удивления — неверующие либералы, как бы сговорившись, все одинаково упорно
молчат о них, и всё то, что делается людьми для разъяснения истинного смысла учения Христа, остается неизвестным или забытым.
Неточные совпадения
Кряхтят, переминаются, //
Молчат! // —
О ком слагаете // Вы сказки балагурные, // И песни непристойные, // И всякую хулу?..
— // Как в стойле конь подкованный // Затопал;
о кленовый стол // Ударил кулаком: // «
Молчать!
Солдат слегка притопывал. // И слышалось, как стукалась // Сухая кость
о кость, // А Клим
молчал: уж двинулся // К служивому народ. // Все дали: по копеечке, // По грошу, на тарелочках // Рублишко набрался…
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать
о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время
молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Слушая эти голоса, Левин насупившись сидел на кресле в спальне жены и упорно
молчал на ее вопросы
о том, что с ним; но когда наконец она сама, робко улыбаясь, спросила: «Уж не что ли нибудь не понравилось тебе с Весловским?» его прорвало, и он высказал всё; то, что он высказывал, оскорбляло его и потому еще больше его раздражало.