Неточные совпадения
Улыбнувшись, она подмигнула ему, но и
слова и улыбка её
показались юноше пустыми, нарочными.
Повинуясь вдруг охватившему его предчувствию чего-то недоброго, он бесшумно пробежал малинник и остановился за углом бани, точно схваченный за сердце крепкою рукою: под берёзами стояла Палага, разведя руки, а против неё Савка, он держал её за локти и что-то говорил. Его шёпот был громок и отчётлив, но юноша с минуту не мог понять
слов, гневно и брезгливо глядя в лицо мачехе. Потом ему стало
казаться, что её глаза так же выкатились, как у Савки, и, наконец, он ясно услышал его
слова...
Кажется, что вся эта тихая жизнь нарисована на земле линючими, тающими красками и ещё недостаточно воодушевлена, не хочет двигаться решительно и быстро, не умеет смеяться, не знает никаких весёлых
слов и не чувствует радости жить в прозрачном воздухе осени, под ясным небом, на земле, богато вышитой шёлковыми травами.
А в нём незаметно, но всё настойчивее, укреплялось желание понять эти мирные дни, полные ленивой скуки и необъяснимой жестокости, тоже как будто насквозь пропитанной тоскою о чём-то. Ему
казалось, что, если всё, что он видит и слышит, разложить в каком-то особом порядке, разобрать и внимательно обдумать, — найдётся доброе объяснение и оправдание всему недоброму, должно родиться в душе некое ёмкое
слово, которое сразу и объяснит ему людей и соединит его с ними.
И ему
показалось, что это
слово, всегда печальное, сегодня лишено своего тяжёлого смысла.
В сумраке вечера, в мутной мгле падающего снега голоса звучали глухо,
слова падали на голову, точно камни; появлялись и исчезали дома, люди;
казалось, что город сорвался с места и поплыл куда-то, покачиваясь и воя.
Иногда он встречал её в сенях или видел на крыльце зовущей сына. На ходу она почти всегда что-то пела, без
слов и не открывая губ, брови её чуть-чуть вздрагивали, а ноздри прямого, крупного носа чуть-чуть раздувались. Лицо её часто
казалось задорным и как-то не шло к её крупной, стройной и сильной фигуре. Было заметно, что холода она не боится, ожидая сына, подолгу стоит на морозе в одной кофте, щёки её краснеют, волосы покрываются инеем, а она не вздрагивает и не ёжится.
Ему часто
казалось, что, когда постоялка говорит, —
слова её сплетаются в тугую сеть и недоступно отделяют от него эту женщину решёткой запутанных петель. Хорошее лицо её становилось неясным за сетью этих
слов, они звучали странно, точно она говорила языком, не знакомым ему.
Мне всегда
казалось, что говорит он бездушно, — со скрытой усмешкой, не веря в свои
слова.
И вдруг снова закружился хоровод чуждых мыслей, непонятных
слов.
Казалось, что они вьются вокруг неё, как вихрь на перекрёстке, толкают её, не позволяя найти прямой путь к человеку, одиноко, сидевшему в тёмном углу, и вот она шатается из стороны в сторону, то подходя к нему, то снова удаляясь в туман непонятного и возбуждающего нудную тоску.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже в Окурове
кажется, что солнце растаяло в небе и всё небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая, бледная женщина, в красной кофте и чёрной юбке, сошла в сад, долго, без
слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно улыбалась, благодарно поглаживала атласные стволы берёз и ставила ноги на тёплую, потную землю так осторожно, точно не хотела и боялась помять острые стебли трав и молодые розетки подорожника.
И
казалось, что всё вокруг непрерывно, жарким шёпотом повторяет эти
слова.
Но дома, ночью, снова
показалось, что всё, сказанное ею сегодня, просто —
слова, утешительные и нехитрые.
А этот и
словам и времени меру знает, служит негромко, душевно и просто, лицо некрасиво, а доброе и милое, только щёку всё подёргивает у него, и
кажется, будто он моргает глазом, дескать погодите, сейчас вот, сию минуту!
А где-нибудь в сторонке, заложив руки за спину, поочерёдно подставляя уши новым
словам и улыбаясь тёмной улыбкой, камнем стоял Шакир, в тюбетейке, и
казалось, что он пришёл сюда, чтобы наскоро помолиться, а потом быстро уйти куда-то по важному, неотложному делу.
Её лицо краснело ещё более, рот быстро закрывался и открывался, и
слова сыпались из него тёмные в своей связи и раздражающе резкие в отдельности. Кожемякин беспокойно оглядывался вокруг, смотрел на попадью, всё ниже и равнодушнее склонявшую голову над своей работой, — эта серая гладкая голова
казалась полною мыслей строгих, верных, но осторожных, она несколько успокаивала его.
Отвечала не спеша, но и не задумываясь, тотчас же вслед за вопросом, а
казалось, что все
слова её с трудом проходят сквозь одну какую-то густую мысль и обесцвечиваются ею. Так, говоря как бы не о себе, однотонно и тускло, она рассказала, что её отец, сторож при казённой палате, велел ей, семнадцатилетней девице, выйти замуж за чиновника, одного из своих начальников; муж вскоре после свадьбы начал пить и умер в одночасье на улице, испугавшись собаки, которая бросилась на него.
Его совиные глаза насмешливо округлились, лицо было разрезано тонкой улыбкой на две одинаково неприятные половины, весь он не соответствовал ласковому тону
слов, и
казалось в нём говорит кто-то другой. Максим тоже, видимо, чувствовал это: он смотрел в лицо горбуна неприязненно, сжав губы, нахмурив брови.
Ответ не понравился Кожемякину, а слово-ер-с
показалось даже неуместным и обидным.
Он уступил ей, но поставил условием — пусть она приходит каждый день и сама читает ему. И вот она быстро и внятно читает шумный лист, а Кожемякин слушает, и ему
кажется, что в газете пишут Марк Васильев, Евгения, злой Комаровский, — это их мысли, их
слова, и Люба принимает всё это без спора, без сомнений.
Кожемякину
казалось, что от этих
слов в трактире становится светлее, дымные тучи рассеялись, стало легче дышать.
Неточные совпадения
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими
словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его и во всей красе
показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
Княгиня первая назвала всё
словами и перевела все мысли и чувства в вопросы жизни. И всем одинаково странно и больно даже это
показалось в первую минуту.
Казалось, очень просто было то, что сказал отец, но Кити при этих
словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими
словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Левин не торопясь достал десятирублевую бумажку и, медленно выговаривая
слова, но и не теряя времени, подал ему бумажку и объяснил, что Петр Дмитрич (как велик и значителен
казался теперь Левину прежде столь неважный Петр Дмитрич!) обещал быть во всякое время, что он, наверно, не рассердится, и потому чтобы он будил сейчас.
Положение
казалось безвыходным. Но в доме Облонских, как и во всех семейных домах, было одно незаметное, но важнейшее и полезнейшее лицо — Матрена Филимоновна. Она успокоивала барыню, уверяла ее, что всё образуется (это было ее
слово, и от нее перенял его Матвей), и сама, не торопясь и не волнуясь, действовала.