Так все дни, с утра до поздней ночи в
тихом доме моём неугомонно гудит басок, блестит лысина, растекаются, тают облака пахучего дыма и светло брызжут из старых уст яркие, новые слова.
Неточные совпадения
Справа — развалины флигеля и мёртвый барский
дом, слева —
тихий монастырь, и отовсюду в маленькую одинокую душу просачивалась скука, убивавшая желания; они тонули в ней, как солнечные лучи в тёплой воде нагретого ими болота.
— Сирота моя
тихая! — причитала она, ведя его в
дом. — Замаяли тебя! И это ещё здесь, не выходя из
дома, а каково будет за воротами?
Татарин говорил долго, но Кожемякин не слушал его, — из окна доносился
тихий голос священника, читавшего отходную. На крыше бубновского
дома сидели нахохлившись вороны, греясь на солнце.
Все провожали его в прихожую и говорили обычные слова так добродушно и просто, что эти слова казались значительными. Он вышел на
тихую улицу, точно из бани, чувствуя себя чистым и лёгким, и шёл домой медленно, боясь расплескать из сердца то приятное, чем наполнили его в этом бедном
доме. И лишь где-то глубоко лежал тяжёлый, едкий осадок...
Ошеломлённый, замирая в страхе, Кожемякин долго не мог понять
тихий шёпот татарина, нагнувшегося к нему, размахивая руками, и, наконец, понял: Галатская с Цветаевым поехали по уезду кормить голодных мужиков, а полиция схватила их, арестовала и увезла в город; потом, ночью, приехали жандармы, обыскали весь
дом, спрашивали его, Шакира, и Фоку — где хозяин?
Он зажил тихо, никуда не выходя из
дома, чего-то ожидая. Аккуратно посещал церковь и видел там попа: такой же встрёпанный, он стал как будто
тише, но служил торопливее, улыбался реже и не столь многообещающе, как ранее. Не однажды Кожемякину хотелось подойти к нему, благословиться и расспросить обо всех, но что-то мешало.
Люба утешала его
тихими словами, белки её глаз стали отчего-то светлей, а зрачки потемнели, она держалась в
доме, как хозяйка, Шакир особенно ласково кивал ей головой, и это было приятно Кожемякину — тягостная вялость оставляла его, сердце работало увереннее.
Вскоре после истории с барином случилась еще одна. Меня давно уже занимал
тихий дом Овсянникова, мне казалось, что в этом сером доме течет особенная, таинственная жизнь сказок.
Представьте же себе теперь вдруг воцарившуюся в его
тихом доме капризную, выживавшую из ума идиотку неразлучно с другим идиотом — ее идолом, боявшуюся до сих пор только своего генерала, а теперь уже ничего не боявшуюся и ощутившую даже потребность вознаградить себя за все прошлое, — идиотку, перед которой дядя считал своею обязанностью благоговеть уже потому только, что она была мать его.
— Кончился, — прошептала Катерина Львовна и только что привстала, чтобы привесть все в порядок, как стены
тихого дома, сокрывшего столько преступлений, затряслись от оглушительных ударов: окна дребезжали, полы качались, цепочки висячих лампад вздрагивали и блуждали по стенам фантастическими тенями.
Неточные совпадения
Светлица была убрана во вкусе того времени, о котором живые намеки остались только в песнях да в народных
домах, уже не поющихся более на Украйне бородатыми старцами-слепцами в сопровождении
тихого треньканья бандуры, в виду обступившего народа; во вкусе того бранного, трудного времени, когда начались разыгрываться схватки и битвы на Украйне за унию.
Пошел я к ним в
дом и стал осторожно про себя узнавать,
тихими стопами, и перво-наперво спросил: тут ли Миколай?
Я оставил Пугачева и вышел на улицу. Ночь была
тихая и морозная. Месяц и звезды ярко сияли, освещая площадь и виселицу. В крепости все было спокойно и темно. Только в кабаке светился огонь и раздавались крики запоздалых гуляк. Я взглянул на
дом священника. Ставни и ворота были заперты. Казалось, все в нем было тихо.
«Поярков», — признал Клим, входя в свою улицу. Она встретила его шумом работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел
тише, пропуская в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел студент, племянник акушерки, которая раньше жила в
доме Варвары, а теперь — рядом с ним.
Открывались окна в
домах, выглядывали люди, все — в одну сторону, откуда еще доносились крики и что-то трещало, как будто ломали забор. Парень сплюнул сквозь зубы, перешел через улицу и присел на корточки около гимназиста, но тотчас же вскочил, оглянулся и быстро, почти бегом, пошел в
тихий конец улицы.