Неточные совпадения
Кузнец толкнул Евсея
в плечо и, усмехаясь, добавил...
— Ого-о! — сказал Евсей, когда присмотрелся. Город, вырастая, становился всё пестрей. Зелёный, красный, серый, золотой, он весь сверкал, отражая лучи солнца на стёклах бесчисленных окон и золоте церковных глав. Он зажигал
в сердце ожидание необычного. Стоя на коленях, Евсей держался рукою за
плечо дяди и неотрывно смотрел вперёд, а кузнец говорил ему...
Он съёжился, втянул голову
в плечи и, напрягая зрение, стал осматривать лавку, прислушиваясь к словам хозяина.
Раиса взяла его на руки, понесла, легко, точно ребёнка. Его жёлтая голова лежала на розовом
плече её, тёмные, сухие ноги вяло болтались, путаясь
в белых юбках.
Боль удара
в бок дверью из комнаты хозяина заставила его вскочить на ноги — перед ним стояла Раиса, поправляя распустившиеся по
плечам волосы.
Ночной холод ворвался
в комнату и облетел её кругом, задувая огонь
в лампе. По стенам метнулись тени. Женщина взмахнула головой, закидывая волосы за
плечи, выпрямилась, посмотрела на Евсея огромными глазами и с недоумением проговорила...
Когда он воротился, то увидел, что труп хозяина накрыт с головой одеялом, а Раиса осталась, как была, полуодетой, с голыми
плечами; это тронуло его. Они, не торопясь, прибрали комнату, и Евсей чувствовал, что молчаливая возня ночью,
в тесной комнате, крепко связывает его с женщиной, знающей страх. Он старался держаться ближе к ней, избегая смотреть на труп хозяина.
Яков засмеялся, толкнул Климкова
в плечо.
А через несколько часов Евсей сидел на тумбе против дома Перцева. Он долго ходил взад и вперёд по улице мимо этого дома, сосчитал
в нём окна, измерил шагами его длину, изучил расплывшееся от старости серое лицо дома во всех подробностях и, наконец, устав, присел на тумбу. Но отдыхать ему пришлось недолго, — из двери вышел писатель
в накинутом на
плечи пальто, без галош,
в шапке, сдвинутой набок, и пошёл через улицу прямо на него.
Желая ответить, Климков тихо завыл, встал на колени и начал хватать её платье дрожащими руками. Она упёрлась
в лоб его горячей ладонью, другой рукой взяла за
плечо, спрятала ноги под стул и строго заговорила...
Климков согнулся, пролезая
в маленькую дверь, и пошёл по тёмному коридору под сводом здания на огонь, слабо мерцавший где-то
в глубине двора. Оттуда навстречу подползал шорох ног по камням, негромкие голоса и знакомый, гнусавый, противный звук… Климков остановился, послушал, тихо повернулся и пошёл назад к воротам, приподняв
плечи, желая скрыть лицо воротником пальто. Он уже подошёл к двери, хотел постучать
в неё, но она отворилась сама, из неё вынырнул человек, споткнулся, задел Евсея рукой и выругался...
Он торопился, пальцы дрожали, и
плечи его невольно поднимались кверху, точно желая спрятать шею, а
в голове пугливо билось...
Я ожидал, что Осип станет упрекать Ардальона, учить его, а тот будет смущенно каяться. Но ничего подобного не было, — они сидели рядом,
плечо в плечо, и разговаривали спокойно краткими словами. Очень грустно было видеть их в этой темной, грязной конуре; татарка говорила в щель стены смешные слова, но они не слушали их. Осип взял со стола воблу, поколотил ее об сапог и начал аккуратно сдирать шкуру, спрашивая:
Отцы стравливали детей, как бойцовых петухов; полупьяные, они стояли
плечо в плечо друг с другом, один — огромный, неуклюжий, точно куль овса, из его красных, узеньких щелей под бровями обильно текли слёзы пьяного восторга; другой весь подобрался, точно готовясь прыгнуть, шевелил длинными руками, поглаживая бёдра свои, глаза его почти безумны. Пётр, видя, что борода отца шевелится на скулах, соображает:
Неточные совпадения
Этак ударит по
плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу
в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел писать.
Хлестаков (целует ее
в плечо и смотрит
в окно).Это сорока.
Я работаю, // А Дема, словно яблочко //
В вершине старой яблони, // У деда на
плече // Сидит румяный, свеженький…
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы
в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на
плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по
плечу и
в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.