Неточные совпадения
Промозглая темнота давит
меня,
сгорает в ней душа моя, не освещая
мне путей, и плавится, тает дорогая сердцу вера в справедливость,
во всеведение божие. Но яркой звездою сверкает предо
мной лицо отца Антония, и все мысли, все чувства мои — около него, словно бабочки ночные вокруг огня. С ним беседую, ему творю жалобы, его спрашиваю и вижу
во тьме два луча ласковых глаз. Дорогоньки были
мне эти три дня: вышел
я из ямы — глаза слепнут, голова — как чужая, ноги дрожат. А братия смеётся...
И
во время вечерни устроили
мне на озере в лесу собеседование с некиим юношей. Был он тёмный какой-то, словно молнией опалённый; волосы коротко острижены, сухи и жестки; лицо — одни кости, и между ними жарко
горят карие глаза: кашляет парень непрерывно и весь трепещет. Смотрит он на
меня явно враждебно и, задыхаясь, говорит...
Мутно текут потоки
горя по всем дорогам земли, и с великим ужасом вижу
я, что нет места богу в этом хаосе разобщения всех со всеми; негде проявиться силе его, не на что опереться стопам, — изъеденная червями
горя и страха, злобы и отчаяния, жадности и бесстыдства — рассыпается жизнь
во прах, разрушаются люди, отъединённые друг от друга и обессиленные одиночеством.
И снова начал рассказывать о несправедливой жизни, — снова сгрудился базарный народ большой толпой, полицейский теряется в ней, затирают его. Вспоминаю Костю и заводских ребят, чувствую гордость в себе и великую радость — снова
я силён и как
во сне… Свистит полицейский, мелькают разные лица,
горит множество глаз, качаются люди жаркой волной, подталкивают
меня, и лёгок
я среди них. Кто-то за плечо схватил, шепчет
мне в ухо...
Рванулся
я, опрокинулся встречу народу, бросился в него с
горы и пошёл с ним, и запел
во всю грудь...
Сидел и слушал, как всё, что видел и познал
я, растёт
во мне и
горит единым огнём,
я же отражаю этот свет снова в мир, и всё в нём пламенеет великой значительностью, одевается в чудесное, окрыляет дух мой стремлением поглотить мир, как он поглотил
меня.
Неточные совпадения
Не
горы с места сдвинулись, // Упали на головушку, // Не Бог стрелой громовою //
Во гневе грудь пронзил, // По
мне — тиха, невидима — // Прошла гроза душевная, // Покажешь ли ее?
Прекрасны вы, брега Тавриды, // Когда вас видишь с корабля // При свете утренней Киприды, // Как вас впервой увидел
я; // Вы
мне предстали в блеске брачном: // На небе синем и прозрачном // Сияли груды ваших
гор, // Долин, деревьев, сёл узор // Разостлан был передо
мною. // А там, меж хижинок татар… // Какой
во мне проснулся жар! // Какой волшебною тоскою // Стеснялась пламенная грудь! // Но, муза! прошлое забудь.
Он встал на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т—в мост. Он был бледен, глаза его
горели, изнеможение было
во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! — молил он, — покажи
мне путь мой, а
я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей!»
— Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, — извольте.
Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем альбоме, а вы
мне заметили, что это
меня занять не может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете
во мне художественного смысла, — да,
во мне действительно его нет; но эти виды могли
меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации
гор, например.
— Какая же здесь окраина? Рядом — институт благородных девиц, дальше — на
горе — военные склады, там часовые стоят. Да и
я — не одна, — дворник, горничная, кухарка.
Во флигеле — серебряники, двое братьев, один — женатый, жена и служит горничной
мне. А вот в женском смысле — одна, — неожиданно и очень просто добавила Марина.