Неточные совпадения
В
тот час ехал полем приказчик из экономии, Егор Титов, видел он, как перевернулись мы, видел, как Ларион пропал; когда я стал тонуть — Титов уже раздевался на берегу. Он меня и вытащил, а Лариона только
ночью нашли.
В
ночь на молитве помянул я имя его — вспыхнула душа моя гневом и, может быть, в
тот час сказал я первую человеческую молитву мою...
Погас пожар, стало тихо и темно, но во
тьме ещё сверкают языки огня, — точно ребёнок, устав плакать, тихо всхлипывает.
Ночь была облачная, блестела река, как нож кривой, среди поля потерянный, и хотелось мне поднять
тот нож, размахнуться им, чтобы свистнуло над землёй.
И снова началось воровство. Каких только хитростей не придумывал я! Бывало, прежде-то по
ночам я, богу молясь, себя не чувствовал, а теперь лежу и думаю, как бы лишний рубль в карман загнать, весь в это ушёл, и хоть знаю — многие в
ту пору плакали от меня, у многих я кусок из горла вырвал, и малые дети, может быть, голодом погибли от жадности моей, — противно и пакостно мне знать это теперь, а и смешно, — уж очень я глуп и жаден был!
И всё это — не
то, что тлеет в душе моей, тлеет и нестерпимо жжёт её. Спать не могу, ничего не делаю, по
ночам тени какие-то душат меня, Ольгу вижу, жутко мне, и нет сил жить.
Монахи и вино пьют и с женщинами усердно путаются; кои помоложе,
те на выселки
ночами бегают, к старшим женщины ходят в кельи, якобы полы мыть; ну, конечно, богомолками тоже пользуются.
Пришёл к себе, лёг — под боком книжка эта оказалась. Засветил огонь, начал читать из благодарности к наставнику. Читаю, что некий кавалер всё мужей обманывает, по
ночам лазит в окна к жёнам их; мужья ловят его, хотят шпагами приколоть, а он бегает. И всё это очень скучно и непонятно мне.
То есть я, конечно, понимаю — балуется молодой человек, но не вижу, зачем об этом написано, и не соображу — почему должен я читать подобное пустословие?
И лицо у неё окаменело. Хотя и суровая она, а такая серьёзная, красивая, глаза тёмные, волосы густые. Всю
ночь до утра говорили мы с ней, сидя на опушке леса сзади железнодорожной будки, и вижу я — всё сердце у человека выгорело, даже и плакать не может; только когда детские годы свои вспоминала,
то улыбнулась неохотно раза два, и глаза её мягче стали.
И молчу. Девицу едва вижу, — во
тьме она — как тёмная туча
ночью на облачном небе.
Тени плавают, задевают стебли трав; шорох и шёпот вокруг; где-то суслик вылез из норы и тихо свистит. Далеко на краю земли кто-то тёмный встанет — может, лошадь в ночном — постоит и растает в море тёплой
тьмы. И снова возникает, уже в ином месте, иной формы… Так всю
ночь бесшумно двигаются по полям немые сторожа земного сна, ласковые тени летних
ночей. Чувствуешь, что около тебя, на всём круге земном, притаилась жизнь, отдыхая в чутком полусне, и совестно, что телом твоим ты примял траву.
Слушаю и удивляюсь: всё это понятно мне и не только понятно, но кажется близким, верным. Как будто я и сам давно уже думал так, но — без слов, а теперь нашлись слова и стройно ложатся предо мною, как ступени лестницы вдаль и вверх. Вспоминаю Ионины речи, оживают они для меня ярко и красочно. Но в
то же время беспокойно и неловко мне, как будто стою на рыхлой льдине реки весной. Дядя незаметно ушёл, мы вдвоём сидим, огня в комнате нет,
ночь лунная, в душе у меня тоже лунная мгла.
Ночь вокруг и лес. Между деревьев густо налилась сырая
тьма и застыла, и не видно, что — дерево, что —
ночь. Блеснёт сверху лунный луч, переломится во плоти
тьмы — и исчезнет. Тихо. Только под ногами ветки хрустят и поскрипывает сухая хвоя.
Редеет
тьма короткой летней
ночи, сквозь ветви сосен ручьями льётся сверху тихий свет.
Нет у меня слов, чтобы передать восторг этой
ночи, когда один во
тьме я обнял всю землю любовью моею, встал на вершину пережитого мной и увидел мир подобным огненному потоку живых сил, бурно текущих к слиянию во единую силу, — цель её — недоступна мне.
Наутро и солнце явилось для меня с другим лицом: видел я, как лучи его осторожно и ласково плавили
тьму, сожгли её, обнажили землю от покровов
ночи, и вот встала она предо мной в цветном и пышном уборе осени — изумрудное поле великих игр людей и боя за свободу игр, святое место крестного хода к празднику красоты и правды.
Неточные совпадения
«Ну полно, полно, миленький! // Ну, не сердись! — за валиком // Неподалеку слышится. — // Я ничего… пойдем!» // Такая
ночь бедовая! // Направо ли, налево ли // С дороги поглядишь: // Идут дружненько парочки, // Не к
той ли роще правятся? //
Та роща манит всякого, // В
той роще голосистые // Соловушки поют…
Молиться в
ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с
той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, //
Тем легче становилося, // И силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
Под песню
ту удалую // Раздумалась, расплакалась // Молодушка одна: // «Мой век — что день без солнышка, // Мой век — что
ночь без месяца, // А я, млада-младешенька, // Что борзый конь на привязи, // Что ласточка без крыл! // Мой старый муж, ревнивый муж, // Напился пьян, храпом храпит, // Меня, младу-младешеньку, // И сонный сторожит!» // Так плакалась молодушка // Да с возу вдруг и спрыгнула! // «Куда?» — кричит ревнивый муж, // Привстал — и бабу за косу, // Как редьку за вихор!
Ночь тихая спускается, // Уж вышла в небо темное // Луна, уж пишет грамоту // Господь червонным золотом // По синему по бархату, //
Ту грамоту мудреную, // Которой ни разумникам, // Ни глупым не прочесть.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни
ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить дурно, а куда не бессчастна будет
та, которую приведет Бог быть его женою.