Неточные совпадения
— Не дьявольское, но — скотское! Добро и зло — в человеке
суть: хочете добра — и
есть добро, зла хочете — и
будет зло от вас и вам! Бог не понуждает вас на добро и на зло, самовластны вы созданы волею его и свободно творите как злое, так и доброе. Диавол же ваш — нужда и темнота! Доброе
суть воистину
человеческое, ибо оно — божие, злое же ваше — не дьявольское, но скотское!
Стою, бывало, один во храме, тьма кругом, а на сердце — светло, ибо в нём — бог и нет места ни детским печалям, ни обидам моим и ничему, что вокруг, что
есть жизнь
человеческая.
Было это время хорошо для меня, время тихо-радостного праздника. Любил я один во храме
быть, и чтобы ни шума, ни шелеста вокруг — тогда, в тишине, пропадал я, как бы возносился на облака, с высоты их все люди незаметны становились для меня и
человеческое — невидимо.
В ночь на молитве помянул я имя его — вспыхнула душа моя гневом и, может
быть, в тот час сказал я первую
человеческую молитву мою...
Жалко стало мне
человеческого лица,
былой его красоты, сел я на лавку и заплакал над собою, как ребёнок обиженный, а после слёз петля явилась стыдным делом, насмешкой надо мной. Обозлился я, сорвал её и швырнул угол. Смерть — тоже загадка, а я — разрешение жизни искал.
Потому что хоть и нелегко на сердце, а всё-таки
есть в нём что-то новое, хорошее. Вижу Татьянины глаза: то задорные, то серьёзные,
человеческого в них больше, чем женского; думаю о ней с чистой радостью, а ведь так подумать о человеке — разве не праздник?
Только эта усмешка и оставалась у меня от его речей. Точно он на всё из-за угла смотрел, кем-то изгнанный отовсюду и даже не очень обижаясь, что изгнали. Остра и догадлива
была его мысль, гибка, как змея, но бессильна покорить меня, — не верил я ей, хотя иной раз восхищался ловкостью её, высокими прыжками разума
человеческого.
— Природа, дескать, берёт нас в злой и тяжкий плен через женщину, сладчайшую приманку свою, и не
будь плотского влечения, кое поглощает собою лучшие силы духа
человеческого, — может, человек и бессмертия достиг бы!
А родится она от избытка в человеке жизненной силы его; сила эта — огромна
суть и всегда тревожит юный разум
человеческий, побуждая его к деянию.
— Началась, — говорит, — эта дрянная и недостойная разума
человеческого жизнь с того дня, как первая
человеческая личность оторвалась от чудотворной силы народа, от массы, матери своей, и сжалась со страха перед одиночеством и бессилием своим в ничтожный и злой комок мелких желаний, комок, который наречён
был — «я». Вот это самое «я» и
есть злейший враг человека! На дело самозащиты своей и утверждения своего среди земли оно бесполезно убило все силы духа, все великие способности к созданию духовных благ.
— Разве они созданы только для работы и пьянства? Каждый из них — вместилище духа живого, и могли бы они ускорить рост мысли, освобождающей нас из плена недоумений наших. А войдут они в то же тёмное и тесное русло, в котором мутно протекают дни жизни их отцов. Прикажут им работать и запретят думать. Многие из них — а может
быть, и все — подчинятся мёртвой силе и послужат ей. Вот источник горя земли: нет свободы росту духа
человеческого!
И вот — углубился я в чтение; целыми днями читал. Трудно мне и досадно: книги со мной не спорят, они просто знать меня не хотят. Одна книга — замучила: говорилось в ней о развитии мира и
человеческой жизни, — против библии
было написано. Всё очень просто, понятно и необходимо, но нет мне места в этой простоте, встаёт вокруг меня ряд разных сил, а я среди них — как мышь в западне. Читал я её раза два; читаю и молчу, желая сам найти в ней прореху, через которую мог бы я вылезти на свободу. Но не нахожу.
У рабов никогда не
было бога, они обоготворяли
человеческий закон, извне внушённый им, и вовеки не
будет бога у рабов, ибо он возникает в пламени сладкого сознания духовного родства каждого со всеми!
Но я радостно понял, что недоступность цели
есть источник бесконечного роста духа моего и великих красот мирских, а в бесконечности этой — бесчисленность восторгов для живой души
человеческой.
Может быть, мы станем даже злыми потом, даже пред дурным поступком устоять будем не в силах, над слезами
человеческими будем смеяться и над теми людьми, которые говорят, вот как давеча Коля воскликнул: «Хочу пострадать за всех людей», — и над этими людьми, может быть, злобно издеваться будем.
Неточные совпадения
"
Была в то время, — так начинает он свое повествование, — в одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников в присутствии врага рода
человеческого.
Сделавши это, он улыбнулся. Это
был единственный случай во всей многоизбиенной его жизни, когда в лице его мелькнуло что-то
человеческое.
[Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются тем же физиологическим законам, как и всякое другое
человеческое тело, но не следует забывать, что в 1762 году наука
была в младенчестве.
Есть законы мудрые, которые хотя
человеческое счастие устрояют (таковы, например, законы о повсеместном всех людей продовольствовании), но, по обстоятельствам, не всегда бывают полезны;
есть законы немудрые, которые, ничьего счастья не устрояя, по обстоятельствам бывают, однако ж, благопотребны (примеров сему не привожу: сам знаешь!); и
есть, наконец, законы средние, не очень мудрые, но и не весьма немудрые, такие, которые, не
будучи ни полезными, ни бесполезными, бывают, однако ж, благопотребны в смысле наилучшего
человеческой жизни наполнения.
2. Да памятует градоправитель, что одною строгостью, хотя бы оная
была стократ сугуба, ни голода людского утолить, ни наготы
человеческой одеть не можно.