Неточные совпадения
Голос у нее
был сочный, ясный, рот маленький, пухлый, и вся она
была круглая, свежая. Раздевшись, она крепко потерла румяные щеки маленькими,
красными от холода руками и быстро прошла в комнату, звучно топая по полу каблуками ботинок.
По улице шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и чувствовала — надвигается что-то важное. В воротах фабрики стояла толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во двор, то сразу попали в густую, черную, возбужденно гудевшую толпу. Мать видела, что все головы
были обращены в одну сторону, к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне
красного кирпича стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных рабочих.
Было холодно, в стекла стучал дождь, казалось, что в ночи, вокруг дома ходят, подстерегая, серые фигуры с широкими
красными лицами без глаз, с длинными руками. Ходят и чуть слышно звякают шпорами.
И народ бежал встречу
красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома
пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
Казалось, в воздухе
поет огромная медная труба,
поет и будит людей, вызывая в одной груди готовность к бою, в другой — неясную радость, предчувствие чего-то нового, жгучее любопытство, там — возбуждая смутный трепет надежд, здесь — открывая выход едкому потоку годами накопленной злобы. Все заглядывали вперед, где качалось и реяло в воздухе
красное знамя.
Все ближе сдвигались люди
красного знамени и плотная цепь серых людей, ясно
было видно лицо солдат — широкое во всю улицу, уродливо сплюснутое в грязно-желтую узкую полосу, — в нее
были неровно вкраплены разноцветные глаза, а перед нею жестко сверкали тонкие острия штыков. Направляясь в груди людей, они, еще не коснувшись их, откалывали одного за другим от толпы, разрушая ее.
На земле, черной от копоти, огромным темно-красным пауком раскинулась фабрика, подняв высоко в небо свои трубы. К ней прижимались одноэтажные домики рабочих. Серые, приплюснутые, они толпились тесной кучкой на краю болота и жалобно смотрели друг на друга маленькими тусклыми окнами. Над ними поднималась церковь, тоже темно-красная, под цвет фабрики, колокольня ее
была ниже фабричных труб.
Раскрытый ворот пропитанной дегтем, когда-то
красной, рубахи обнажал сухие ключицы, густую черную шерсть на груди, и во всей фигуре теперь
было еще более мрачного, траурного.
Видно
было, что он доволен собой, в его карих глазах светилась улыбка, крупные
красные губы вздрагивали.
— Ты очень хорошо знаешь, — заметил Штольц, — иначе бы не от чего
было краснеть. Послушай, Илья, если тут предостережение может что-нибудь сделать, то я всей дружбой нашей прошу, будь осторожен…
Она была очень ярко убрана: стены в ней, или, по-морскому, переборки, и двери
были красного дерева, пол, или палуба, устлана ковром; на окнах красные и зеленые драпри.
Неточные совпадения
Городничий. А, черт возьми, славно
быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию лучше, Анна Андреевна,
красную или голубую?
Городничий. Э? вишь, чего захотела! хорошо и
красную. Ведь почему хочется
быть генералом?
Поспел горох! Накинулись, // Как саранча на полосу: // Горох, что девку
красную, // Кто ни пройдет — щипнет! // Теперь горох у всякого — // У старого, у малого, // Рассыпался горох // На семьдесят дорог!
Горазд он
был балясничать, // Носил рубаху
красную, // Поддевочку суконную, // Смазные сапоги;
Садятся два крестьянина, // Ногами упираются, // И жилятся, и тужатся, // Кряхтят — на скалке тянутся, // Суставчики трещат! // На скалке не понравилось: // «Давай теперь попробуем // Тянуться бородой!» // Когда порядком бороды // Друг дружке поубавили, // Вцепились за скулы! // Пыхтят,
краснеют, корчатся, // Мычат, визжат, а тянутся! // «Да
будет вам, проклятые! // Не разольешь водой!»