Неточные совпадения
Сын стоял в дверях, слушая тоскливую речь, а когда
мать кончила, он,
улыбаясь, сказал...
Мать почувствовала себя обезоруженной его откровенностью, и ей подумалось, что, пожалуй, Павел рассердится на нее за неласковый ответ этому чудаку. Виновато
улыбаясь, она сказала...
— Говор у вас как будто не русский! — объяснила
мать,
улыбаясь, поняв его шутку.
Ей показалось, что она давно знает эту девушку и любит ее хорошей, жалостливой любовью
матери.
Улыбаясь, она прислушивалась к разговору в комнате.
Мать посмотрела на сына — он стоял у двери в комнату и
улыбался.
— Аз есмь! — ответил он, наклоняя свою большую голову с длинными, как у псаломщика, волосами. Его полное лицо добродушно
улыбалось, маленькие серые глазки смотрели в лицо
матери ласково и ясно. Он был похож на самовар, — такой же круглый, низенький, с толстой шеей и короткими руками. Лицо лоснилось и блестело, дышал он шумно, и в груди все время что-то булькало, хрипело…
Они стояли друг против друга и, осыпая один другого вопросами, смеялись. Сашенька,
улыбаясь, посмотрела на них и стала заваривать чай. Стук посуды возвратил
мать к настоящему.
— Скоро! — сказала
мать, успокоенная и ласково
улыбаясь. — Я знаю, скоро!
Она шагала, и ей хотелось толкнуть в спину надзирателя, чтобы он шел быстрее. В маленькой комнате стоял Павел,
улыбался, протягивал руку.
Мать схватила ее, засмеялась, часто мигая глазами, и, не находя слов, тихо говорила...
— Саша кланяется! — сказала она. У Павла дрогнули веки, лицо стало мягче, он
улыбнулся. Острая горечь щипнула сердце
матери.
Он не нравился
матери, в его угловатой стриженой голове, в маленьких глазах было что-то всегда пугавшее ее, но теперь она обрадовалась и, ласковая,
улыбаясь, оживленно говорила...
— Ой, Андрюша! — тихо воскликнула
мать. Он
улыбнулся ей и сказал...
День становился все более ясным, облака уходили, гонимые ветром.
Мать собирала посуду для чая и, покачивая головой, думала о том, как все странно: шутят они оба,
улыбаются в это утро, а в полдень ждет их — кто знает — что? И ей самой почему-то спокойно, почти радостно.
— Веру вашу я знаю! — задумчиво сказал Миронов. — Бумаги эти читал. Ба, Ниловна! — воскликнул он,
улыбаясь матери умными глазами. — И ты бунтовать пошла?
Не видя ничего, не зная, что случилось впереди,
мать расталкивала толпу, быстро подвигаясь вперед, а навстречу ей пятились люди, одни — наклонив головы и нахмурив брови, другие — конфузливо
улыбаясь, третьи — насмешливо свистя. Она тоскливо осматривала их лица, ее глаза молча спрашивали, просили, звали…
Мать невольно
улыбнулась и, покачивая головой, заметила...
Мать,
улыбаясь, ответила...
Мать пристально посмотрела на нее,
улыбнулась и, качая головой, тихо сказала...
«О муже вспоминает, должно быть, — мельком отметила
мать. — А —
улыбается…»
Сердце
матери налилось желанием сказать что-то хорошее этим людям. Она
улыбалась, охмеленная музыкой, чувствуя себя способной сделать что-то нужное для брата и сестры.
А через минуту Софья снова говорила просто, душевно, и
мать,
улыбаясь, заглядывала ей в глаза.
Иногда Софья негромко, но красиво пела какие-то новые песни о небе, о любви или вдруг начинала рассказывать стихи о поле и лесах, о Волге, а
мать,
улыбаясь, слушала и невольно покачивала головой в ритм стиха, поддаваясь музыке его.
Пришли дегтярники, довольные, что кончили работу. Разбуженная их голосами,
мать вышла из шалаша, позевывая и
улыбаясь.
Смягченный, он
улыбался широкой и доброй улыбкой. Было свежо, а он стоял в одной рубахе с расстегнутым воротом, глубоко обнажавшим грудь.
Мать оглянула его большую фигуру и ласково посоветовала...
Широко
улыбаясь, Николай подошел к
матери, схватил ее руку...
И медленно, с усилием двигая губами, Егор стал рассказывать историю жизни своей соседки. Глаза его
улыбались,
мать видела, что он нарочно поддразнивает ее и, глядя на его лицо, подернутое влажной синевой, тревожно думала...
Чашка чая в руке
матери задрожала. Саша нахмурила брови, сдерживая свое оживление, помолчала и серьезным голосом, но радостно
улыбаясь, сбивчиво проговорила...
Она покраснела, опустилась на стул, замолчала. «Милая ты моя, милая!» —
улыбаясь, думала
мать. Софья тоже
улыбнулась, а Николай, мягко глядя в лицо Саши, тихо засмеялся. Тогда девушка подняла голову, строго посмотрела на всех и, бледная, сверкнув глазами, сухо, с обидой в голосе, сказала...
— Перестаньте, Саша! — спокойно сказал Николай.
Мать тоже подошла к ней и, наклонясь, осторожно погладила ее голову. Саша схватила ее руку и, подняв кверху покрасневшее лицо, смущенно взглянула в лицо
матери. Та
улыбнулась и, не найдя, что сказать Саше, печально вздохнула. А Софья села рядом с Сашей на стул, обняла за плечи и, с любопытной улыбкой заглядывая ей в глаза, сказала...
Мать всегда смешило и трогало это слово, обращенное к ней. И теперь,
улыбаясь, она спросила...
Мать широко
улыбнулась, ей было приятно слышать восторженные похвалы мальчика. Приятно и неловко. Она даже хотела сказать ему: «Это я Власова!..», но удержалась и с мягкой насмешкой, с грустью сказала себе: «Эх ты, старая дура!..»
Закуривая папиросу, она спрашивала и не ждала ответов, лаская
мать и юношу взглядом серых глаз.
Мать смотрела на нее и, внутренне
улыбаясь, думала...
Вспыхнул огонь, задрожал и утонул во тьме. Мужик подошел к постели
матери, поправил тулуп, окутав ее ноги. Эта ласка мягко тронула
мать своей простотой, и, снова закрыв глаза, она
улыбнулась. Степан молча разделся, влез на полати. Стало тихо.
На столе стоял погасший самовар, немытая посуда, колбаса и сыр на бумаге вместо тарелки, валялись куски и крошки хлеба, книги, самоварные угли.
Мать усмехнулась, Николай тоже сконфуженно
улыбнулся.
Они сидели, наклонясь друг к другу головами, оба плотные, твердые, и, сдерживая голоса, разговаривали, а
мать, сложив руки на груди, стояла у стола, разглядывая их. Все эти тайные стуки, условные вопросы и ответы заставляли ее внутренне
улыбаться, она думала: «Дети еще…»
Мать, недоумевая,
улыбалась. Все происходившее сначала казалось ей лишним и нудным предисловием к чему-то страшному, что появится и сразу раздавит всех холодным ужасом. Но спокойные слова Павла и Андрея прозвучали так безбоязненно и твердо, точно они были сказаны в маленьком домике слободки, а не перед лицом суда. Горячая выходка Феди оживила ее. Что-то смелое росло в зале, и
мать, по движению людей сзади себя, догадывалась, что не она одна чувствует это.
Встал адвокат, которого
мать видела у Николая. Лицо у него было добродушное, широкое, его маленькие глазки лучисто
улыбались, — казалось, из-под рыжеватых бровей высовываются два острия и, точно ножницы, стригут что-то в воздухе. Заговорил он неторопливо, звучно и ясно, но
мать не могла вслушиваться в его речь — Сизов шептал ей на ухо...
Андрей, весь сияющий, крепко стиснул руку Павла, Самойлов, Мазин и все оживленно потянулись к нему, он
улыбался, немного смущенный порывами товарищей, взглянул туда, где сидела
мать, и кивнул ей головой, как бы спрашивая: «Так?»
Павел смотрел в лицо
матери немного усталыми глазами спокойно и ласково. Порою кивал ей головой,
улыбался.
Что-то странное почудилось
матери в голосе Людмилы, она взглянула ей в лицо, та
улыбалась углами тонких губ, за стеклами очков блестели матовые глаза. Отводя свой взгляд в сторону,
мать подала ей речь Павла.
Спокойно
улыбаясь,
мать ответила...
Мальчик читал газету и как будто не слышал ничего, но порою глаза его смотрели из-за листа в лицо
матери, и когда она встречала их живой взгляд, ей было приятно, она
улыбалась. Людмила снова вспоминала Николая без сожаления об его аресте, а
матери казался вполне естественным ее тон. Время шло быстрее, чем в другие дни, — когда кончили пить чай, было уже около полудня.
Она
улыбалась, но ее улыбка неясно отразилась на лице Людмилы.
Мать чувствовала, что Людмила охлаждает ее радость своей сдержанностью, и у нее вдруг возникло упрямое желание перелить в эту суровую душу огонь свой, зажечь ее, — пусть она тоже звучит согласно строю сердца, полного радостью. Она взяла руки Людмилы, крепко стиснула их, говоря...