Неточные совпадения
— Разве мы хотим быть только сытыми? Нет! — сам себе ответил он, твердо глядя в сторону троих. — Мы должны показать тем, кто сидит на
наших шеях и закрывает нам глаза, что мы все видим, — мы
не глупы,
не звери,
не только есть хотим, — мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать врагам, что
наша каторжная жизнь, которую они нам навязали,
не мешает нам сравняться с ними в уме и даже встать выше их!..
— Если вы, мамаша, покажете им, что испугались, они подумают: значит, в этом доме что-то есть, коли она так дрожит. Вы ведь понимаете — дурного мы
не хотим, на
нашей стороне правда, и всю жизнь мы будем работать для нее — вот вся
наша вина! Чего же бояться?
—
Не за копейку надо стоять, а — за справедливость, — вот! Дорога нам
не копейка
наша, — она
не круглее других, но — она тяжеле, — в ней крови человеческой больше, чем в директорском рубле, — вот! И
не копейкой дорожим, — кровью, правдой, — вот!
— Мы
не добьемся лучшей доли, покуда
не почувствуем себя товарищами, семьей друзей, крепко связанных одним желанием — желанием бороться за
наши права.
— Пора, товарищи, понять, что никто, кроме нас самих,
не поможет нам! Один за всех, все за одного — вот
наш закон, если мы хотим одолеть врага!
— Два месяца и одиннадцать дней. Видел там хохла — он кланяется вам, и Павла, который — тоже кланяется, просит вас
не беспокоиться и сказать вам, что на пути его местом отдыха человеку всегда служит тюрьма — так уж установлено заботливым начальством
нашим. Затем, мамаша, я приступлю к делу. Вы знаете, сколько народу схватили здесь вчера?
— Это — естественно! — воскликнул Егор. — А насчет Павла вы
не беспокойтесь,
не грустите. Из тюрьмы он еще лучше воротится. Там отдыхаешь и учишься, а на воле у
нашего брата для этого времени нет. Я вот трижды сидел и каждый раз, хотя и с небольшим удовольствием, но с несомненной пользой для ума и сердца.
— Нечистая она,
наша бабья любовь!.. Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, — о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди за народ страдают, в тюрьмы идут и в Сибирь, умирают… Девушки молодые ходят ночью, одни, по грязи, по снегу, в дождик, — идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто толкает? Любят они! Вот они — чисто любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я —
не умею так! Я люблю свое, близкое!
— До
нашего праздника — орел
не долетит, а все-таки вот мы первого мая небольшой устроим! Весело будет!
— Все они —
не люди, а так, молотки, чтобы оглушать людей. Инструменты. Ими обделывают
нашего брата, чтобы мы были удобнее. Сами они уже сделаны удобными для управляющей нами руки — могут работать все, что их заставят,
не думая,
не спрашивая, зачем это нужно.
— Я, мама, видел, — многое задевало тебя за душу, трудно тебе. Думал — никогда ты
не помиришься с нами,
не примешь
наши мысли, как свои, а только молча будешь терпеть, как всю жизнь терпела. Это тяжело было!..
— Мы должны идти
нашей дорогой, ни на шаг
не отступая в сторону! — твердо заявлял Павел.
— Он был вреден
не меньше зверя. Комар выпьет немножко
нашей крови — мы бьем! — добавил хохол.
Полиция, жандармы, шпионы — все это
наши враги, — а все они такие же люди, как мы, так же сосут из них кровь и так же
не считают их за людей.
—
Наше дело —
не допустить этого!
Наше дело, Павел, сдержать его! Мы к нему всех ближе, — нам он поверит, за нами пойдет!
Мы зовем за собой тех, кто верует в победу
нашу; те, которым
не видна
наша цель, — пусть
не идут с нами, таких ждет только горе.
— Товарищи! — раздался голос Павла. — Солдаты такие же люди, как мы. Они
не будут бить нас. За что бить? За то, что мы несем правду, нужную всем? Ведь эта правда и для них нужна. Пока они
не понимают этого, но уже близко время, когда и они встанут рядом с нами, когда они пойдут
не под знаменем грабежей и убийств, а под
нашим знаменем свободы. И для того, чтобы они поняли
нашу правду скорее, мы должны идти вперед. Вперед, товарищи! Всегда — вперед!
— Идут в мире дети
наши к радости, — пошли они ради всех и Христовой правды ради — против всего, чем заполонили, связали, задавили нас злые
наши, фальшивые, жадные
наши! Сердечные мои — ведь это за весь народ поднялась молодая кровь
наша, за весь мир, за все люди рабочие пошли они!..
Не отходите же от них,
не отрекайтесь,
не оставляйте детей своих на одиноком пути. Пожалейте себя… поверьте сыновним сердцам — они правду родили, ради ее погибают. Поверьте им!
— Господа
нашего Иисуса Христа
не было бы, если бы люди
не погибли во славу его…
— Мы, люди черной жизни, — все чувствуем, но трудно выговорить нам, нам совестно, что вот — понимаем, а сказать
не можем. И часто — от совести — сердимся мы на мысли
наши. Жизнь — со всех сторон и бьет и колет, отдохнуть хочется, а мысли — мешают.
— Я вот теперь смогу сказать кое-как про себя, про людей, потому что — стала понимать, могу сравнить. Раньше жила, —
не с чем было сравнивать. В
нашем быту — все живут одинаково. А теперь вижу, как другие живут, вспоминаю, как сама жила, и — горько, тяжело!
—
Не видно, — спать легла, должно быть. Тоже и они устают, — жизнь трудная, вроде
нашей!
— Намедни, — продолжал Рыбин, — вызвал меня земский, — говорит мне: «Ты что, мерзавец, сказал священнику?» — «Почему я — мерзавец? Я зарабатываю хлеб свой горбом, я ничего худого против людей
не сделал, — говорю, — вот!» Он заорал, ткнул мне в зубы… трое суток я сидел под арестом. Так говорите вы с народом! Так?
Не жди прощенья, дьявол!
Не я — другой,
не тебе — детям твоим возместит обиду мою, — помни! Вспахали вы железными когтями груди народу, посеяли в них зло —
не жди пощады, дьяволы
наши! Вот.
— Знаете, Ниловна, сегодня из тюрьмы бежал один из
наших товарищей. Но кто он?
Не удалось узнать…
— Я скажу всего несколько слов! — спокойно заявил молодой человек. — Товарищи! Над могилой
нашего учителя и друга давайте поклянемся, что
не забудем никогда его заветы, что каждый из нас будет всю жизнь неустанно рыть могилу источнику всех бед
нашей родины, злой силе, угнетающей ее, — самодержавию!
— У
наших ворот стоят шпионы — такую массу бумаги мы
не сумеем вынести из дому незаметно, — а спрятать негде, а я думаю, они снова придут сегодня ночью. Значит, как ни жаль труда — мы сожжем все это.
«
Не оставляй дела, мать, без внимания, скажи высокой барыне, чтобы
не забывала, чтобы больше писали про
наши дела, прошу. Прощай. Рыбин».
Нет никого, с кем бы мы могли идти рядом,
не искажая
нашей веры, и никогда мы
не должны забывать, что
наша задача —
не маленькие завоевания, а только полная победа.
Вы
не можете отказаться от гнета предубеждений и привычек, — гнета, который духовно умертвил вас, — нам ничто
не мешает быть внутренне свободными, — яды, которыми вы отравляете нас, слабее тех противоядий, которые вы —
не желая — вливаете в
наше сознание.
— Я кончаю. Обидеть лично вас я
не хотел, напротив — присутствуя невольно при этой комедии, которую вы называете судом, я чувствую почти сострадание к вам. Все-таки — вы люди, а нам всегда обидно видеть людей, хотя и враждебных
нашей цели, но так позорно приниженных служением насилию, до такой степени утративших сознание своего человеческого достоинства…
— Бедность, голод и болезни — вот что дает людям их работа. Все против нас — мы издыхаем всю
нашу жизнь день за днем в работе, всегда в грязи, в обмане, а
нашими трудами тешатся и объедаются другие и держат нас, как собак на цепи, в невежестве — мы ничего
не знаем, и в страхе — мы всего боимся! Ночь —
наша жизнь, темная ночь!