Неточные совпадения
Порою
люди, заблудясь
в лесу, случайно выходили к его келье и
видели Антипу: он молился, стоя на коленях у порога её.
Деревню было не видно
в густой, чёрной тьме леса, но ему казалось, что он
видит её, со всеми избами и
людьми, со старой ветлой у колодца, среди улицы.
— Илька! Это отчего, — глаза у
людей маленькие, а
видят всё!.. Целый город
видят. Вот — всю улицу… Как она
в глаза убирается, большая такая?
В субботу Илья стоял со стариком на церковной паперти, рядом с нищими, между двух дверей. Когда отворялась наружная дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы, у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по каменному полу. Сквозь стёкла двери он
видел, как огни свечей, сливаясь
в красивые узоры трепетно живых точек золота, освещали металл риз, чёрные головы
людей, лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Крик его, как плетью, ударил толпу. Она глухо заворчала и отхлынула прочь. Кузнец поднялся на ноги, шагнул к мёртвой жене, но круто повернулся назад и — огромный, прямой — ушёл
в кузню. Все
видели, что, войдя туда, он сел на наковальню, схватил руками голову, точно она вдруг нестерпимо заболела у него, и начал качаться вперёд и назад. Илье стало жалко кузнеца; он ушёл прочь от кузницы и, как во сне, стал ходить по двору от одной кучки
людей к другой, слушая говор, но ничего не понимая.
Илья
видел, что самый работящий
человек во дворе — сапожник Перфишка — живёт у всех на смеху, замечают его лишь тогда, когда он, пьяный, с гармоникой
в руках, сидит
в трактире или шляется по двору, наигрывая и распевая веселые, смешные песенки.
— Я первый раз
в жизни
вижу, как
люди любят друг друга… И тебя, Павел, сегодня оценил по душе, — как следует!.. Сижу здесь… и прямо говорю — завидую… А насчёт… всего прочего… я вот что скажу: не люблю я чуваш и мордву, противны они мне! Глаза у них —
в гною. Но я
в одной реке с ними купаюсь, ту же самую воду пью, что и они. Неужто из-за них отказаться мне от реки? Я верю — бог её очищает…
— Н-ну, брат, ка-акого я
человека видел вчера! Знаменитого
человека — Петра Васильича… про начётчика Сизова — слыхал ты? Неизречённой мудрости
человек! И не иначе, как сам господь наслал его на меня, — для облегчения души моей от лукавого сомнения
в милости господней ко мне, грешному…
— Разве кому лучше, коли
человек, раз согрешив, на всю жизнь останется
в унижении?.. Девчонкой, когда вотчим ко мне с пакостью приставал, я его тяпкой ударила… Потом — одолели меня… девочку пьяной напоили… девочка была… чистенькая… как яблочко, была твёрдая вся, румяная… Плакала над собой… жаль было красоты своей… Не хотела я, не хотела… А потом —
вижу… всё равно! Нет поворота… Дай, думаю, хошь дороже пойду. Возненавидела всех, воровала деньги, пьянствовала… До тебя — с душой не целовала никого…
— Я думал про это! Прежде всего надо устроить порядок
в душе… Надо понять, чего от тебя бог хочет? Теперь я
вижу одно: спутались все
люди, как нитки, тянет их
в разные стороны, а кому куда надо вытянуться, кто к чему должен крепче себя привязать — неизвестно! Родился
человек — неведомо зачем; живёт — не знаю для чего, смерть придёт — всё порвёт… Стало быть, прежде всего надо узнать, к чему я определён… во-от!..
— Я с малых лет настоящего искал, а жил… как щепа
в ручье… бросало меня из стороны
в сторону… и всё вокруг меня было мутное, грязное, беспокойное. Пристать не к чему… И вот — бросило меня к вам.
Вижу — первый раз
в жизни! — живут
люди тихо, чисто,
в любви…
Чёрненький молча передёрнул плечами. Илья рассматривал этих
людей и вслушивался
в их разговор. Он
видел, что это — «шалыганы», «стрелки», —
люди, которые живут тёмными делами, обманывают мужиков, составляя им прошения и разные бумаги, или ходят по домам с письмами,
в которых просят о помощи.
Но вдруг, повернув голову влево, Илья
увидел знакомое ему толстое, блестящее, точно лаком покрытое лицо Петрухи Филимонова. Петруха сидел
в первом ряду малиновых стульев, опираясь затылком о спинку стула, и спокойно поглядывал на публику. Раза два его глаза скользнули по лицу Ильи, и оба раза Лунёв ощущал
в себе желание встать на ноги, сказать что-то Петрухе, или Громову, или всем
людям в суде.
Тогда он снова сел и, как Павел, тоже низко наклонил голову. Он не мог
видеть красное лицо Петрухи, теперь важно надутое, точно обиженное чем-то, а
в неизменно ласковом Громове за благодушием судьи он чувствовал, что этот весёлый
человек привык судить
людей, как столяр привыкает деревяшки строгать. И
в душе Ильи родилась теперь жуткая, тревожная мысль...
Горячий вихрь охватил Илью. Любо ему было стоять против толстенького человечка с мокрыми губами на бритом лице и
видеть, как он сердится. Сознание, что Автономовы сконфужены пред гостями, глубоко радовало его. Он становился всё спокойнее, стремление идти вразрез с этими
людьми, говорить им дерзкие слова, злить их до бешенства, — это стремление расправлялось
в нём, как стальная пружина, и поднимало его на какую-то приятно страшную высоту. Всё спокойнее и твёрже звучал его голос.
Стоя
в двери, он
видел спины
людей, тесно стоявших у стола, слышал, как они чавкают. Алая кофточка хозяйки окрашивала всё вокруг Ильи
в цвет, застилавший глаза туманом.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. А я никакой совершенно не ощутила робости; я просто
видела в нем образованного, светского, высшего тона
человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Анна Андреевна. Совсем нет; я давно это знала. Это тебе
в диковинку, потому что ты простой
человек, никогда не
видел порядочных
людей.
X л е с т а к о
в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я
вижу, вы благородный
человек. Теперь другое дело.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только
увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого
человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков. Отчего же нет? Я
видел сам, проходя мимо кухни, там много готовилось. И
в столовой сегодня поутру двое каких-то коротеньких
человека ели семгу и еще много кой-чего.