Неточные совпадения
— Погодите, старички почтенные, — всему мера есть. Нагрешу вдоволь — покаюсь и
я! А теперь — рано ещё. Батюшкой
меня не корите, — он пять десятков лет грешил, а каялся — всего восемь!.. На
мне грех — как на птенце пух, а вот вырастет греха, как на вороне пера, тогда, значит, молодцу пришла каяться пора…
—
Не беспокойтесь, маменька! — отвечал Яков. — Отец за
меня перед богом заступится…
— Ух! А
я думал — нас
не пустят… А там где мы будем жить-то?
— Попрошу
я тебя, — сказала она, —
не обижай Машу!..
— С ружьём-то? — горячо воскликнул Илья. — Да
я, когда большой вырасту,
я зверей
не побоюся!..
Я их руками душить стану!..
Я и теперь уж никого
не боюсь! Здесь — житьё тугое!
Я хоть и маленький, а вижу! Здесь больнее дерутся, чем в деревне! Кузнец как треснет по башке, так там аж гудит весь день после того!..
— Стой, молчи! А покамест ты его, мальчишку-то, дай-ка
мне, — нечего тут ему делать!.. А
мне заместо процента он и послужит… Тряпку поднимет, кость подаст… Всё
мне, старику, спины
не гнуть…
— Господь —
мне,
я — тебе, ты — ему, а он — опять господу, так оно у нас колесом и завертится… И никто никому
не должен будет… Ми-ила-й! Э-эх, брат ты мой! Жил
я, жил, глядел, глядел, — ничего, окромя бога,
не вижу. Всё его, всё ему, всё от него да для него!..
— То-то! — сказал Илья, вставая на ноги, гордый своей победой. — Видал?
Я сильнее! Значит — ты
меня не задирай теперь!
— Ну, чего уставил буркалы на
меня?
Не видал раньше? Иди, куда идёшь!..
— Ого-о! — сказал он. — Да ты — крепкий мальчишка!
Не скоро износишься, нет, парень!.. Ну, расти!.. Вырастешь —
я тебя в кузню возьму!..
— А ты этого
не замечай себе, Илюша! — посоветовал дед, беспокойно мигая глазами. — Ты так гляди, будто
не твоё дело. Неправду разбирать — богу принадлежит,
не нам! Мы
не можем. А он всему меру знает!..
Я вот, видишь, жил-жил, глядел-глядел, — столько неправды видел — сосчитать невозможно! А правды
не видал!.. Восьмой десяток
мне пошёл однако… И
не может того быть, чтобы за такое большое время
не было правды около
меня на земле-то… А
я не видал…
не знаю её!..
—
Я её упреждал, — перестань, стерво! Говорил — убью! Прощал ей… сколько разов прощал…
Не вникла… Ну и вот!.. Пашка-то… сирота теперь… Дедушка… Погляди за ним… Тебя вот бог любит…
— Не-ет. Нет у
меня родни…
—
Я ей говорил: «Смотри, мамка! Он тебя убьёт!..»
Не слушала… Только просит, чтоб
я ему
не сказывал ничего… Гостинцы за это покупала. А фетьфебель всё пятаки
мне дарил.
Я ему принесу записку, а он
мне сейчас пятак даст… Он — добрый!.. Силач такой… Усищи у него…
— Как бы
не так, — недовольно отозвался сирота. — Ты думаешь,
я тоже в тряпичники пойду? Наплевал
я!
—
Я теперь что хочу, то и делаю!.. — подняв голову и сердито сверкая глазами, говорил Пашка гордым голосом. —
Я не сирота… а просто… один буду жить. Вот отец-то
не хотел
меня в училище отдать, а теперь его в острог посадят… А
я пойду в училище да и выучусь… ещё получше вашего!
—
Не оправиться
мне, — всё чаще говорил Еремей. — Видно, — время помирать!
— Рано, господи! Дела
я моего
не сделал!.. Деньги-то… сколько годов копил… На церковь. В деревне своей. Нужны людям божий храмы, убежище нам… Мало накопил
я… Господи! Во́рон летает, чует кус!.. Илюша, знай: деньги у
меня…
Не говори никому! Знай!..
— Погоди! — вдруг сказал Илья. —
Я… выбегу на минуту… Ты отцу
не говори, — ладно?
— Ты
меня, Дуня, прости! Ведь
я пью
не потому, что потерянный пьяница, а — с устатку. Целую неделю работаешь, — скушно! Ну, и — хватишь!..
— Да разве
я виню? О, господи! Жалею
я тебя!.. — хриплым голосом говорила жена, и в горле у неё что-то переливалось. — Разве, думаешь,
я твоих трудов
не вижу? Камнем господь положил
меня на шею тебе. Умереть бы!.. Освободить бы
мне тебя!..
—
Не моги так говорить!
Я не люблю этих твоих речей.
Я тебя обижаю,
не ты
меня!.. Но
я это
не потому, что злой, а потому, что — ослаб. Вот, однажды, переедем на другую улицу, и начнётся всё другое… окна, двери… всё! Окна на улицу будут. Вырежем из бумаги сапог и на стёкла наклеим. Вывеска! И повалит к нам нар-род! За-акипит дело!.. Э-эх ты! Дуй, бей, — давай углей! Шибко живём, деньги куём!
— Хочешь —
я покажу тебе одну штуку? Только — сперва побожись, что никому
не скажешь! Будь
я, анафема, проклят, — скажи!..
— Ночью — кто увидит? Ночью все спят; на земле совсем тихо…
Я — маленький: днём мою молитву богу
не слышно… А ночью-то будет слышно!.. Будет?
—
Не больно зазнавайтесь, — выучусь и
я!..
— Их — ты!.. Выгнали
меня бабы! Пошёл, кричат, вон, изверг неестественный! Морда, говорят, пьяная…
Я не сержусь…
я терпеливый… Ругай
меня, бей! только дай
мне пожить немножко!.. дай, пожалуйста! Эхма! Братья! Всем пожить хочется, — вот в чём штука! У всех душа одинакова, что у Васьки, что у Якова!..
— Ты что какой стал?
Не хочешь, что ли, дружиться со
мной?
Меня после смерти —
Не утащат черти!
Я живой того добьюсь,
Как до чёртиков напьюсь!
— Ничего
не страшно!..
Я во многих острогах был… в разных городах…
Я, брат, к господам прилип там… И барыни были тоже… настоящие! На разных языках говорят.
Я им камеры убирал! Весёлые, черти, даром что арестанты!..
—
Я такие штуки видал — рассказать нельзя! — с гордостью и воодушевлённо говорил Пашка. — Один раз
не жрал двое суток… совсем ничего! В лесу ночевал… Один.
—
Я и длинные стихи буду сочинять! — похвалялся он. — Это ведь
не больно трудно! Идёшь и видишь — лес — леса, небо — небеса!.. А то поле — воля!.. Само собой выходит!
— Боже мой, боже! — тяжело вздыхала Матица. — Что же это творится на свете белом? Что будет с девочкой? Вот и у
меня была девочка, как ты!.. Зосталась она там, дома, у городи Хороли… И это так далеко — город Хорол, что если б
меня и пустили туда, так
не нашла бы
я до него дороги… Вот так-то бывает с человеком!.. Живёт он, живёт на земле и забывает, где его родина…
—
Не дружись с ним. Он поганый… Он злющий! Они все злые — у него отец в каторге… а дядя горбатый!.. У него тоже горб вырастет! Пакостник ты! — смело наступая на Илью, кричала она. — Дрянь паршивая!.. тряпичная душа! Ну-ка, иди? Как
я тебе рожу-то расцарапаю! Ну-ка, сунься!?
—
Я не буду ругаться!.. ей-богу,
не буду! — сказал Илья, взглянув на них.
— Ну, ладно!
Я ведь
не сержусь…
я виноват-то!.. — сознался Илья и смущённо улыбнулся Якову. — И ты
не сердись — ладно?
— Чай,
я не навсегда ухожу, — сердито молвил Илья.
— Веду
я тебя служить человеку почтенному, всему городу известному, Кириллу Иванычу Строганому… Он за доброту свою и благодеяния медали получал —
не токмо что! Состоит он гласным в думе, а может, будет избран даже в градские головы. Служи ему верой и правдой, а он тебя, между прочим, в люди произведёт… Ты парнишка сурьёзный,
не баловник… А для него оказать человеку благодеяние — всё равно что — плюнуть…
— Как зовут? — загудел в лавке густой бас. — Ну, Илья, гляди у
меня в оба, а зри — в три! Теперь у тебя, кроме хозяина, никого нет! Ни родных, ни знакомых — понял?
Я тебе мать и отец, — а больше от
меня никаких речей
не будет…
— Н-да… Коли сам, так — ладно! Ну, скажу
я тебе вот что: больше ты со
мной, хозяином твоим — понимаешь? — хозяином! — говорить так
не смей! Запомни! Пошёл на своё место…
— Всё журит: «Дело, говорит, делай…
Я, говорит, книжника
не хочу…» Но ежели
мне противно за стойкой торчать? Шум, гам, вой, самого себя
не слышно!..
Я говорю: «Отдай
меня в приказчики, в лавку, где иконами торгуют… Покупателя там бывает мало, а иконы
я люблю…»
— В богадельню пошла за милостыней. Теперь
я ей
не много помогаю: отец-то следит… А Перфишка всё хворает… Манька-то начала в богадельню ходить, — щей там дают ей и всего… Матица помогает ещё… Сильно бьётся Маша…
— Смерть!.. У вас хоть книжки… а у нас во всём доме один «Новейший фокусник и чародей» у приказчика в сундуке лежит, да и того
я не добьюсь почитать…
не даёт, жулик! Плохо зажили мы, Яков…
— А что же ты
мне не сказал про это? Боялся его, что ли?
— Очень просто, Кирилл Иванович.
Я, Кирилл Иванович, имею свое достоинство, будучи человеком, уважающим себя, и потому на мальчика
мне не подобает обижаться. Как сами изволите видеть, мальчик откровенно глуп,
не имеет никаких понятий…
— Ты
мне зубов
не заговаривай! ты скажи — правду он говорил?
— Дурак ты, дурак! Ну, сообрази, зачем затеял ты канитель эту? Разве так пред хозяевами выслуживаются на первое место? Дубина! Ты думаешь, он
не знал, что мы с Мишкой воровали? Да он сам с того жизнь начинал… Что он Мишку прогнал — за это
я обязан, по моей совести, сказать тебе спасибо! А что ты про
меня сказал — это тебе
не простится никогда! Это называется — глупая дерзость! При
мне, про
меня — эдакое слово сказать!
Я тебе его припомню!.. Оно указывает, что ты
меня не уважаешь…
— Позвал
я тебя, Илья, затем, чтобы сказать тебе — ты
мне больше
не нужен, стало быть, собирай свою хурду-мурду и уходи…
— Позвал
я тебя
не за одним этим… Нет!.. Поучить тебя надо… Надо объяснить тебе, — почему ты стал
мне вреден? Худа ты
мне не сделал, — паренёк грамотный,
не ленивый… честный и здоровый… Всё это — козыри. Но и с козырями ты
мне не нужен…
Не ко двору… Почему, — вопрос?..
Коли из троих один честен — это для
меня ничего
не значит…