Лунёв плотно закутывался в одеяло, особенно тщательно окутывал шею и, оставив открытым лицо,
смотрел в сумрак комнаты до поры, пока сон не одолевал.
Неточные совпадения
Стоя пред окном, он, нахмурив брови,
смотрел в сад, там,
в сумраке, тихо шевелились кусты бузины и тонкие, как бечёвки, ветви берёзы качались
в воздухе.
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала
в кухню, тоже звонко смеясь. Но
в кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться
посмотреть на неё, хотя знал, что дверь
в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то
в холодном
сумраке…
Густые, тёмные ноты басовой партии торжественно колыхались
в воздухе, поддерживая пение детей; порою выделялись красивые и сильные возгласы тенора, и снова ярко блистали голоса детей, возносясь
в сумрак купола, откуда, величественно простирая руки над молящимися, задумчиво
смотрел вседержитель
в белых одеждах.
Жуткое чувство страха охватило парня; он вздрогнул и быстро оглянулся вокруг. На улице было пустынно и тихо; темные окна домов тускло
смотрели в сумрак ночи, и по стенам, по заборам следом за Фомой двигалась его тень.
Неточные совпадения
В дорогу!
в дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий
сумрак лица! Разом и вдруг окунемся
в жизнь со всей ее беззвучной трескотней и бубенчиками и
посмотрим, что делает Чичиков.
Шум, хохот, беготня, поклоны, // Галоп, мазурка, вальс… Меж тем // Между двух теток, у колонны, // Не замечаема никем, // Татьяна
смотрит и не видит, // Волненье света ненавидит; // Ей душно здесь… Она мечтой // Стремится к жизни полевой, //
В деревню, к бедным поселянам, //
В уединенный уголок, // Где льется светлый ручеек, // К своим цветам, к своим романам // И
в сумрак липовых аллей, // Туда, где он являлся ей.
Огонь лампы, как бы поглощенный медью самовара, скупо освещал три фигуры, окутанные жарким
сумраком. Лютов, раскачиваясь на стуле, двигал челюстями, чмокал и
смотрел в сторону Туробоева, который, наклонясь над столом, писал что-то на измятом конверте.
В окно
смотрели три звезды, вкрапленные
в голубоватое серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного
сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
Клим
посмотрел на людей, все они сидели молча; его сосед, нагнувшись, свертывал папиросу. Диомидов исчез. Закипала, булькая, вода
в котлах; усатая женщина полоскала
в корыте «сычуги», коровьи желудки, шипели сырые дрова
в печи. Дрожал и подпрыгивал огонь
в лампе, коптило надбитое стекло.
В сумраке люди казались бесформенными, неестественно громоздкими.