Неточные совпадения
— Вы сами боитесь моего отца… —
сказал Фома и, повернувшись спиной к
старику, пошел в глубь сада.
— Да… уж знаю! — таинственно
сказал старик и странно как-то оглядел комнату.
Насмешливые слова
старика обидели и озлили Фому. Он отвернулся в сторону и
сказал...
— Ну-ка, подвези-ка меня! — говорил
старик, ловко, как обезьяна, прыгнув в экипаж. — Я, признаться
сказать, поджидал тебя, поглядывал; время, думаю, ему ехать…
— Не знаю я этого… — съехидничал
старик. — Я насчет того больше, что очень уж не мудро это самое благотворительное дело… И даже так я
скажу, что не дело это, а — одни вредные пустяки!
— Да-а! —
сказал Фома, отуманенный ловкой речью
старика.
Фома вспыхнул от гнева и стыда, круто повернулся к
старику и укоризненно
сказал...
Презрительное отношение крестного к Щурову почему-то раздражало Фому, и, глядя в лицо
старика, он с усмешкой
сказал...
Старик долго не отвечал дочери, задумчиво барабаня пальцами по столу и рассматривая свое лицо, отраженное в ярко начищенной меди самовара. Потом, подняв голову, он прищурил глаза и внушительно, с азартом
сказал...
— Э-эх ты! — со вздохом
сказал старик, перебивая ее.
— То самое! — твердо
сказал старик. — Смутилась Россия, и нет в ней ничего стойкого: все пошатнулось! Все набекрень живут, на один бок ходят, никакой стройности в жизни нет… Орут только все на разные голоса. А кому чего надо — никто не понимает! Туман на всем… туманом все дышат, оттого и кровь протухла у людей… оттого и нарывы… Дана людям большая свобода умствовать, а делать ничего не позволено — от этого человек не живет, а гниет и воняет…
— Некогда, значит? Видно, еще баржу разбить торопишься? — не стерпев,
сказал старик.
Ее ласки были крайне редки; они всегда смягчали одинокого
старика, и хотя он не отвечал на них почему-то, но — все ж таки ценил их. И теперь, передернув плечами и сбросив с них ее руки, он
сказал ей...
— Вот и Валаамова ослица заговорила! — усмехнувшись,
сказал старик. — Н-ну? Что же дальше будет?
Старик уныло опустил голову, голос его оборвался, и так глухо, точно он говорил куда-то внутрь себя, он
сказал...
— Вы после поговорите, —
сказал старик, ощупывая дочь глазами. — Ты, Любава, пока распорядись тут, а мы с ним докончим один разговорец. Ну-ка, Африкан Митрич, изъясняй…
Смолин слушал речь
старика с вежливой улыбкой на губах и бросал Любови такие взгляды, точно приглашал ее возразить отцу. Немного смущенная, она
сказала...
— Это — похвально! — ударив рукой по столу,
сказал старик. — Пора им глотку заткнуть — давно пopa! Особенно Ежов там есть… пила такая зубастая… Вот его вы и приструньте! Да хорошенько!..
— Через полтора года я выпущу первую партию товара, который у меня оторвут с руками, — с непоколебимой уверенностью
сказал Смолин и уставился в глаза
старика твердым, холодным взглядом.
— Надо мне идти к
старику!.. — сморщив лицо,
сказал Фома.
Вдруг он увидал, что крестный вздрогнул, ноги его затряслись, глаза учащенно замигали и руки вцепились в косяки. Фома двинулся к нему, полагая, что
старику дурно, но Яков Тарасович глухим и сердитым голосом
сказал...
— Я? Все равно мне… Я к тому, что барственно как-то, когда сигара… Я просто так
сказал, — смешно мне… Этакий солидный старичина, борода по-иностранному, сигара в зубах… Кто такой? Мой сынишка — хе-хе-хе! —
Старик толкнул Тараса в плечо и отскочил от него, как бы испугавшись, — не рано ли он радуется, так ли, как надо, относится к этому полуседому человеку? И он пытливо и подозрительно заглянул в большие, окруженные желтоватыми припухлостями, глаза сына.
Старик гордо выпрямился и, ударив себя кулаком в грудь,
сказал...
Ошеломленный буйным натиском, Фома растерялся, не зная, что
сказать старику в ответ на его шумную похвальбу. Он видел, что Тарас, спокойно покуривая свою сигару, смотрит на отца и углы его губ вздрагивают от улыбки. Лицо у него снисходительно-довольное, и вся фигура барски гордая. Он как бы забавлялся радостью
старика…
Неточные совпадения
Роман
сказал: помещику, // Демьян
сказал: чиновнику, // Лука
сказал: попу. // Купчине толстопузому! — //
Сказали братья Губины, // Иван и Митродор. //
Старик Пахом потужился // И молвил, в землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров
сказал: царю…
А пенциону полного // Не вышло, забракованы // Все раны
старика; // Взглянул помощник лекаря, //
Сказал: «Второразрядные! // По ним и пенцион».
«Ты — бунтовщик!» — с хрипотою //
Сказал старик; затрясся весь // И полумертвый пал! // «Теперь конец!» — подумали // Гвардейцы черноусые // И барыни красивые; // Ан вышло — не конец!
А увидим мы // Старца нищего — // Подадим ему // Мы копеечку: // «Не за нас молись, — //
Скажем старому, — // Ты молись,
старик, // За Еленушку, // За красавицу // Александровну!»
«А вы что ж не танцуете? — //
Сказал Последыш барыням // И молодым сынам. — // Танцуйте!» Делать нечего! // Прошлись они под музыку. //
Старик их осмеял! // Качаясь, как на палубе // В погоду непокойную, // Представил он, как тешились // В его-то времена! // «Спой, Люба!» Не хотелося // Петь белокурой барыне, // Да старый так пристал!