— Был, — сказала Варвара. — Но он — не
в ладах с этой компанией. Он, как ты знаешь, стоит на своем: мир — непроницаемая тьма,
человек освещает ее огнем своего воображения, идеи — это знаки, которые дети пишут грифелем на школьной доске…
— Да; вот заметьте себе, много, много
в этом скудости, а мне от этого пахнэло русским духом. Я вспомнил эту старуху, и стало таково и бодро и приятно, и это бережи моей отрадная награда. Живите, государи мои,
люди русские
в ладу со своею старою сказкой. Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость! Для вас вот эти прутики старушек ударяют монотонно; но для меня
с них каплет сладких сказаний источник!.. О, как бы я желал умереть
в мире
с моею старою сказкой.
Живут все эти
люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе
с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям
в богатых одеждах, на богатых экипажах едут
в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные
люди на все
лады,
в ризах или без риз,
в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к
людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
Но скоро он заметил, что между этими
людьми не всё
в ладу: пили чай, весело балагуря про разные разности, а Никон нет-нет да и собьётся
с весёлого
лада: глаза вдруг потемнеют, отуманятся, меж бровей ляжет ижицей глубокая складка, и, разведя ощипанные, но густые светлые усы большим и указательным пальцем, точно очистив путь слову, он скажет
в кулак себе что-нибудь неожиданное и как будто — злое.