Неточные совпадения
— Я, матушка, — произнес Аким, жалостливо свешивая набок голову. —
Как вас
бог милует? — присовокупил он со вздохом и перевесил голову на один бок.
— Живем по милости царицы небесной… Ну, а ты
как, родимый? Откуда тебя
бог несет?
— Ах ты, матушка ты наша! Ах, ах! Анна Савельевна,
как нам за тебя
бога молить! Ах ты, родная ты наша! — воскликнул Аким, разводя руками и умиленно взглядывая на старуху.
А и устал, не
бог весть
какая беда: поел, отряхнулся — и опять пошел!..
—
Как нам за тебя
бога молить! — радостно воскликнул Аким, поспешно нагибая голову Гришки и сам кланяясь в то же время. — Благодетели вы, отцы наши!.. А уж про себя скажу, Глеб Савиныч, в гроб уложу себя, старика. К
какому делу ни приставишь, куда ни пошлешь, что сделать велишь…
— Ну, нет, сватьюшка ты мой любезный, спасибо! Знаем мы,
какие теперь зароки: слава те господи, не впервые встречаемся… Ах ты, дядюшка Аким, Аким-простота по-нашему! Вот не чаял, не гадал, зачем пожаловал… В батраки наниматься! Ах ты, шутник-балясник, ей-богу, право!
Невелики, кажется, владения, имущество также не
бог весть
какое!
— Ей-богу, право! Сам сказал; сначала-то уж он и так и сяк, путал, путал… Сам знаешь он
какой: и в толк не возьмешь, так тебя и дурит; а опосля сам сказал: оставлю его, говорит, пускай живет!
— Знаю, матушка, все знаю… Ах, ты, касатушка ты наша!.. Родная ты наша!
Как нам за тебя
бога молить?.. Ах!.. Что ты, Гришутка? Что на рукаве-то виснешь… Вишь его, озорник! Оставь, говорят! — заключил Аким, поворачиваясь неожиданно к парнишке.
— Что ты, мой батюшка? — спрашивала иногда тетка Анна, единственное существо из всего семейства рыбака, с которым дядя Аким сохранял прежние отношения. — Что невесел ходишь? Уж не хвороба ли
какая, помилуй
бог? Недужится, може статься… скажи, родимый!
— Нет, не пойду, не пойду за Ваню!
Как перед господом
богом, не будет этого.
— Они идут, они!
Как перед
богом, они! — вопили снохи и дети, вихрем проносясь мимо работающих и задевая на пути верши, которые покатились во все стороны.
— Дивлюсь я, право,
как этак
бог помиловал, — продолжал старый рыбак, — лед-то добре подточило — почти весь измодел; плохая опора:
как раз солжет!..
— А, да! Озерской рыбак! — сказал Глеб. — Ну, что,
как там его
бог милует?.. С неделю, почитай, не видались; он за половодьем перебрался с озера в Комарево… Скучает, я чай, работой? Старик куды те завистливый к делу — хлопотун!
Тетка Анна, которая в минуту первого порыва радости забыла и суровое расположение мужа, и самого мужа, теперь притихла, и
бог весть, что сталось такое: казалось бы, ей нечего было бояться: муж никогда не бил ее, — а между тем робость овладела ею,
как только она очутилась в одной избе глаз на глаз с мужем; язык не ворочался!
—
Бог сотворил рожденье, благословил нас; нам благодарить его, — а
как благодарить? Знамо, молитвой да трудами.
Бог труды любит! Ну, ребята, что ж вы стали! Живо! Ночи теперь не зимние, от зари до зари не велик час… пошевеливайся!..
— Всякий раз,
как вот я так-то приду к вам, погляжу на вас, на ваше на житье-бытье, инда завидки берут — ей-богу, право! — сказал Глеб.
— Полно… матушка… не убивайся…
бог милостив! — говорит он, обнимая старуху, которая
как безумная охватила его руками.
Помилуй
бог! — продолжала она, между тем
как муж мрачно глядел в совершенно противоположную сторону.
Тут уж оборони
бог ходить босиком или в тонких башмаках:
как раз ногу напорешь!
— Федосьева-то Матрешка! Эка невидаль! — возразил молодцу мельник. — Нет. Глеб Савиныч, не слушай его. Захар этот,
как перед
богом, не по нраву тебе: такой-то шальной, запивака… и-и, знаю наперед, не потрафит… самый что ни на есть гулящий!..
— Весь,
как есть, профуфырился! — отвечал приказчик, осклабляя желтые,
как янтарь, зубы. — И
бог весть что такое сталось: вдруг закурил!
Как только что попал в круг к бабам, так и заходил весь… Татар этих поить зачал, поит всех, баб это, девок угощать зачал, песельников созвал… ведь уж никак шестой штоф купил; за последние два полушубок в кабаке оставил, и то не угомонился! Опять за вином побежал!
— А я из Клишина: там и переехал; все берегом шел… Да не об этом речь: я, примерно, все насчет… рази так со старым-то дружком встречаются?..
Как словно и не узнала меня!.. А я так вот взглянул только в эвту сторону, нарочно с дороги свернул… Уж вот тебя так мудрено признать — ей-богу, правда!.. Вишь,
как потолстела…
Как есть коломенская купчиха; распрекрасные стали!.. Только бы и смотрел на тебя… Эх! — произнес Захар, сделав какой-то звук губами.
— Мы носим по времени. Нарочно не взял хорошей одежды: оставил в «Горах» у приятеля… Хорошо и в эвтой теперича: вишь, грязь, слякоть
какая, самому давай
бог притащиться, не токмо с пожитками.
Авось
как мужа твоего негодного поучу, авось и тогда,
бог даст, дело справим…
— Нет, тебя, видно, не уломаешь! Эх, дядя! дядя! Право,
какой!.. Норовишь только,
как бы вот меня к осени без рук оставить — ей-богу, так! — заключил Глеб, не то шутливо, не то задумчиво, потряхивая седыми кудрями.
— Эх, дядя, дядя! Все ты причиною — ей-богу, так!.. Оставил меня
как есть без рук! — говорил он всякий раз, когда старик являлся на площадке. — Что головой-то мотаешь?.. Вестимо, так; сам видишь: бьемся, бьемся с Гришуткой, а толку все мало: ничего не сделаешь!.. Аль подсобить пришел?
— Болезнь во всем во мне ходит: где уж тут встать! — проговорил Глеб тем же отрывистым тоном. — Надо просить
бога грехи отпустить!.. Нет, уж мне не встать! Подрубленного дерева к корню не приставишь. Коли раз подрубили, свалилось, тут, стало, и лежать ему — сохнуть… Весь разнемогся.
Как есть, всего меня разломило.
— Оборони, помилуй
бог! Не говорил я этого; говоришь: всяк должен трудиться,
какие бы ни были года его. Только надо делать дело с рассудком… потому время неровно… вот хоть бы теперь: время студеное, ненастное… самая что ни на есть кислота теперь… а ты все в воде мочишься… знамо, долго ли до греха, долго ли застудиться…
— Стало, ты теперь хозяин! — воскликнул Севка, имевший свои причины радоваться перемене в судьбе своего товарища. — Что ж, Жук, а? — промолвил он полушутовским-полусерьезным тоном. — Ведь, я чай, спрыснуть надо…
как же так-то!.. Ей-богу, надо спрыснуть!
–"…В
каком положении находитесь… да, — и хотя я не могу никакой помощи на деле вам оказать, но усугублю хоть свои усердные ко господу
богу молитвы, которые я не перестаю ему воссылать утром и вечером о вашем здравии и благоденствии; усугублю и удвою свои молитвы, да сделает вас долголетно счастливыми, а мне сподобит, что я в счастливейшие времена поживу с вами еще сколько-нибудь на земле, побеседую с престарелым моим родителем и похороню во время благоприятное старые ваши косточки…»
— Нет, братцы,
как здесь ни тепло, в избе, надо полагать, теплее, — сказал он без всякой торопливости, зевнул даже несколько раз и потянулся, — ей-богу, право, о-о. Пойду-ка и я тяпну чарочку: вернее будет — скорее согреешься… К тому и пора: надо к селу подбираться… О-хе-хе. Авось найду как-нибудь село-то — не соломинка. Скажите только, в
какую сторону пошли ваши ребята?
— Ой ли! Вот люблю! — восторженно воскликнул Захар, приближаясь к быку, который, стоя под навесом, в защите от дождя и ветра, спокойно помахивал хвостом. — Молодца; ей-богу, молодца! Ай да Жук!.. А уж я, братец ты мой, послушал бы только,
какие турусы разводил этим дурням… то-то потеха!.. Ну вот, брат, вишь, и сладили! Чего кобенился! Говорю: нам не впервые, обработаем важнеющим манером. Наши теперь деньги, все единственно; гуляем теперича, только держись!..
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать,
какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава
богу!» И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Артемий Филиппович (в сторону). Эка, бездельник,
как расписывает! Дал же
бог такой дар!
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.