Неточные совпадения
Суетливо перекидывая то одну
ногу, то другую через невод, который шел изгибами
по всему полу, она добралась наконец до стола.
— Ну, у-у, совсем, знать, разломило, — сказал Глеб, подпираясь веслом и приподымаясь на
ноги. — Принес ли,
по крайности, хоть деньги-то?
Но и путешественники, которых числом было шесть, хотя и внимательно, казалось, прислушивались к голосам людей, стоявших на берегу, тем не менее, однако ж, все-таки продолжали идти своей дорогой. Они как словно дали крепкий зарок ставить
ноги в те самые углубления, которые производили лаптишки их предводителя — коренастого пожилого человека с огромною пилою на правом плече; а тот, в свою очередь, как словно дал зарок не слушать никаких советов и действовать
по внушению каких-то тайных убеждений.
Кроме этих ремесленных орудий, за спиною почти каждого виднелся холстяной мешок, который, судя
по объему, мог только вмещать рубаху да еще, может статься, заработанные деньжишки, завязанные в тряпицу; тут же, подле мешков или на верхних концах пил и смычков, качались сапоги, весьма похожие на сморчки, но которыми владельцы дорожили, очевидно, более, чем собственными
ногами, обутыми в никуда не годные лаптишки, свободно пропускавшие воду.
Глеб и сын его подошли к избушке; осмотревшись на стороны, они увидели шагах в пятнадцати дедушку Кондратия, сидевшего на берегу озера. Свесив худощавые
ноги над водою, вытянув вперед белую как лунь голову, освещенную солнцем, старик удил рыбу. Он так занят был своим делом, что не заметил приближения гостей: несколько пескарей и колюшек, два-три окуня, плескавшиеся в сером глиняном кувшине, сильно, по-видимому, заохотили старика.
— Холст сам
по себе: пойдет на портянки [Куски холста, которыми обматываются
ноги вместо носков. (Прим. автора.)]. Я говорю, примерно, о рубахах. Завтра день да послезавтра день — всего два дня остается! Не успеете вы обшить его как следует. Отдать ему Ванюшкины рубашки, которые залишние…
Высокий рост старого рыбака позволил ему различить на середине круга рыжего исполинского молодца с засученными
по локоть рукавами, который стоял, выставив правую
ногу вперед, и размахивал кулаками.
Изнеможение проглядывало в каждой черте его лица, в каждом члене его чахоточного тела;
ноги его ходили, как мочала, пот ручьями катил
по зеленоватому, болезненному лицу.
В присутствии Глеба, который связал его вскоре
по рукам и
ногам, надавав ему вперед денег — способ общеупотребительный между ловкими хозяевами, — спесь и непобедимое молодечество Захара уходили на самое дно его ситцевого кисета.
Ну, как водится, помолишься святым образам, положишь отцу с матушкой три поклона в
ноги, маленечко покричишь голосом, ину пору не шутя даже всплакнешь — все это так
по обычаю должно.
Эта же молодая и попрощалась-то совсем не так, как другие девки: как повалилась спервака отцу в
ноги, так тут и осталась, и не то чтобы причитала, как водится
по обычаю, — слова не вымолвит, только убивается; взвыла на весь двор, на всю избу, ухватила старика своего за
ноги, насилу отняли: водой отливали!
— Что ж, по-твоему, развесить сети, разложить верши
по берегу, самому сесть, поджавши
ноги, да смотреть, как щука хвостом бьет?..
По этому самому комаревские улицы были совершенно почти пусты. Во все время, как Гришка пробирался к фабрике, где работал Захар, он не встретил души. Изредка до слуха его доходили торопливое шлепанье
по лужам, затаенный возглас или шушуканье. Раз, впрочем, наткнулся он и сшиб с
ног мальчишку, перелетавшего стрелою улицу и посланного с пустым штофом к Герасиму.
Кабак находился, как уже известно, у околицы. Гришке пришлось, следовательно, повторить свое путешествие
по Комареву. Конец был порядочный, и прогулка сама
по себе не представляла большого удовольствия, особенно в ночное время. Грязь и лужи покрывали улицы. Хворост, брошенный так только, для проформы, в глубокие ямы, наполненные грязной жижей, обманывал
ногу. Нужно было иметь кошачьи глаза и кошачью легкость, чтобы выйти невредимым из этой топи.
По мере того как приемыш приближался к цели своего путешествия, освещенные окна становились реже. Шум внутри фабрик отдалялся с каждою минутой. Мало-помалу он пропал совершенно. В ушах приемыша раздавался только хляск, производимый его
ногами, и шуршуканье ветра, который время от времени пробегал
по соломенным кровлям.
Дождь яростно, однако ж, хлестал их
по спине; но они мало об этом заботились, утешаясь, вероятно, тем, что грудь, руки и
ноги оставались в тепле. Мокрая их одежда, подогреваемая спереди огнем, испускала от себя пар, подобный тому, какой подымается вечером над водою.
Немного погодя босые
ноги хозяйки Герасима торопливо застучали
по деревянному помосту галереи, и она вся впопыхах остановилась перед мужем.
И, как бы утомленный такой длинной речью, Герасим медленно, едва передвигая
ноги, подошел к двери харчевни. Он провел тут несколько минут, но, сколько ни напрягал свой слух, ничего не мог расслышать из разговора приятелей, кроме того разве, что Захар называл товарища соломенной душой, фалалеем, смеялся и хлопал его
по плечу, между тем как Гришка ругал его на все корки.
Мороз пробежал
по всем суставчикам приемыша, и хмель, начинавший уже шуметь в голове его, мгновенно пропал. Он круто повернул к двери и шмыгнул на улицу. Захар, больше владевший собою, подошел к Герасиму, успевшему уже сменить батрака за прилавком, потом прошелся раза два
по кабаку, как бы ни в чем не бывало, и, подобрав штофы под мышки, тихо отворил дверь кабака. Очутившись на крыльце, он пустился со всех
ног догонять товарища.
Приемыш не принимал ни малейшего участия в веселье товарища. Раскинув теперь руки
по столу и положив на них голову свою с рассыпавшимися в беспорядке черными кудрями, он казался погруженным в глубокий сон. Раз, однако ж, неизвестно отчего, ветер ли сильнее застучал воротами, или в памяти его, отягченной сном и хмелем, неожиданно возник один из тех страшных образов, которые преследовали его дорогой, только он поднял вдруг голову и вскочил на
ноги.
Хмель совсем уже успел омрачить рассудок приемыша. Происшествие ночи живо еще представлялось его памяти. Мысль, что жена и тетка Анна побежали в Сосновку, смутно промелькнула в разгоряченной голове его. Ступая нетвердою
ногою по полу, он подошел к двери и отворил ее одним ударом. Он хотел уже броситься в сени, но голос старухи остановил его на пороге и рассеял подозрения. Тем не менее он топнул
ногой и закричал во все горло...
— Отсохни руки и
ноги, коли не
по наговору! Меня там вовсе и не было; спроси хоть в Комареве, — быстро заговорил Захар.
Он давно уже с
ног смотался, следуя за своим стадом
по топким полям и обнаженным рощам, которые не защищали его от дождя и ветра.
— Яша, батюшка, голубчик, не оставь старика: услужи ты мне! — воскликнул он наконец, приподымаясь на
ноги с быстротою, которой нельзя было ожидать от его лет. — Услужи мне! Поколь господь продлит мне век мой, не забуду тебя!.. А я… я было на них понадеялся! — заключил он, обращая тоскливо-беспокойное лицо свое к стороне Оки и проводя ладонью
по глазам, в которых показались две тощие, едва приметные слезинки.
Дуня откинула волосы, в беспорядке рассыпавшиеся
по лицу ее, быстрым движением передала старухе ребенка и, зарыдав еще громче, упала отцу в
ноги.