Неточные совпадения
Брось это! — заговорила старуха, которая хотя и
знала, что родственник ее напрасно жаловался на мужа и действительно в
последнее время ел даром хлеб, но со всем тем искренно жалела о нем и всячески старалась удержать его.
Последних можно было
узнать по длинным черным шестам, сделанным наподобие контрабасных смычков, с тою разницею, однако ж, что волос заменялся здесь толстою струною из бычачьей жилы; смычки эти болтались за спиною и торчали из-за плеч, как ружья у черкесов.
— Ну, вот поди ж ты! А все дохнет, братец ты мой! — подхватил пильщик. — Не
знаем, как дальше будет, а от самого Серпухова до Комарева, сами видели, так скотина и валится. А в одной деревне так до
последней шерстинки все передохло, ни одного копыта не осталось. Как бишь звать-то эту деревню? Как бишь ее, — заключил он, обращаясь к длинному шерстобиту, — ну, вот еще где набор-то собирали… как…
Тяжело было старику произнести слово — слово, которое должно было разлучить его с дочерью; но, с другой стороны, он
знал, что этого не избегнешь, что рано или поздно все-таки придется расставаться. Он давно помышлял о Ване: лучшего жениха не найдешь, да и не требуется; это ли еще не парень! Со всем тем старику тяжко было произнести
последнее слово; но сколько птице ни летать по воздуху, как выразился Глеб, а наземь надо когда-нибудь сесть.
В мнении простолюдина физическая сила считается не
последним достоинством человека, и с этой стороны Захар совершенно удовлетворял Глеба, с другой — хмель и расположение к кутежу сильно не нравились Глебу: старик, как уже
знают, не любил баловства.
Старик не
знал еще, до какой степени расстройства и разорения доведен был в
последнее время дом Глеба Савиныча.
Привалов через несколько минут имел удовольствие
узнать последние новости и был посвящен почти во все городские тайны. Виктор Васильич болтал без умолку, хотя после пятой рюмки хереса язык у него начал заметно прилипать. Он был с Приваловым уже на «ты».
План бегства я уже составила. Оно было не так легко. Меня, княжну Джаваху, в Гори
знала последняя армянка-торговка, знал последний грязный татарчонок. Меня могли вернуть. Но я все предусмотрела.
Неточные совпадения
Скотинин. Не
знаешь, так скажу. Я Тарас Скотинин, в роде своем не
последний. Род Скотининых великий и старинный. Пращура нашего ни в какой герольдии не отыщешь.
— Откуда я? — отвечал он на вопрос жены посланника. — Что же делать, надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз, и всё с новым удовольствием. Прелесть! Я
знаю, что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до
последней минуты досиживаю, и весело. Нынче…
Сняв венцы с голов их, священник прочел
последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не
знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но
последний вывод был тот, что муж ее, восхищающийся братом и унижающий себя пред ним, был неискренен. Кити
знала, что эта неискренность его происходила от любви к брату, от чувства совестливости за то, что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания быть лучше, — она любила это в нем и потому улыбалась.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это
последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она
знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.